Книга За стеной из диких роз - Саша Урбан

корзина с травами, собранными в лесу, осталась где-то среди деревьев или на дне оврага, теперь по самые края заполненного водой. Селена смотрела на девушку с виноватым видом, словно это ей не следовало так быстро пользоваться лекарствами, но в чём была её вина? Анна понимала, что это она сама виновата, что не смогла справиться с ответственностью, которую сама взвалила себе на плечи, но донести эту мысль до женщины ей не удавалось. Внимание Селены рассеивалось и смысл длинной фразы быстро терялся. Анна решила не утруждать Селену долгими объяснениями и просто ненавидела себя за двоих. С самого утра она проклинала себя на чём свет стоит, а одновременно с этим оправдывалась перед собственной совестью, вспоминая о страшной непогоде, разразившейся накануне, о необходимости её помощи Иларию и ещё множестве других обстоятельств, немного облегчавших её вину, но не избавлявших её от ощущения, будто она предала бедную женщину, доверившую ей свою жизнь. Напомнив себе, что слезами горю не поможешь, девушка стала снова собираться в лес.

Перед самым уходом она зашла в комнату Селены. Она думала, что женщина в рассветный час будет спать, и непроизвольно вздрогнула, столкнувшись с измученным взглядом полупустых глаз. Селена лежала, склонив голову на плечо, и смотрела перед собой без какой-либо цели и с таким видом, словно держать глаза открытыми уже стоило ей огромных усилий. На первый взгляд могло показаться, что в душе женщина уже умерла, и то, чему Анна подвергает её теперь — лишь изощрённая пытка. Чувство вины всколыхнулось с новой силой, девушка кивнула в знак приветствия и вошла в комнату. Может, стоит облегчить страдания бедной женщине? Кто знает, вдруг именно об этом она попросит Анну в следующую секунду? А может, не стоило вообще ввязываться в эту историю с лечением? К сожалению, только оказавшись в тупике, человек понимает свои шансы выйти из лабиринта, и Анна как никогда ясно осознала, что если она и может чем-то помогать больным, так это накладывание повязок и бинтов, но не более того. Конечно, ещё она сможет вылечить простуду, если сама не заразится, и на этом её достижения заканчивались. Осознание собственной ничтожности было невыносимо, но именно оно было огнём, что очищает загноившуюся рану, в которую превратилось сознание девушки. Теперь её мысли метались в агонии вокруг вопроса: «Я не врач; кто я?». Она не знала, но теперь нужно было довести этот самообман до конца и оставить в прошлом.

— Как Вы себя чувствуете? — заботливо спросила девушка, пододвигая стул. Рассказать ли бедной женщине об открытии, которое Анна сделала секунду назад, стоя в дверях? Нет, нет, это точно сделает всё только хуже.

— Хорошо, — прошептала та и улыбнулась не слушавшимся ртом, улыбка вышла кривой, а потом и вовсе стекла с лица, как размытая краска. Анна ободряюще улыбнулась в ответ и стала поправлять подушки. — Лекарства? Принесли? — спросила Селена, взволнованно оглядывала Анну и переводя взгляд на дверь. Как же ей не хотелось, чтобы кто-то кроме Анны видел её в таком состоянии, но чувствуя, что близится конец, и никакие лекарства не смогут остановить это. Она хотела провести последние минуты вместе с детьми.

— Да, да, — спешно заговорила девушка и принялась хлопать себя по карманам платья так, словно в одном из них действительно лежала какая-нибудь склянка. Она удивлённо подняла брови, не найдя таковой, и нервно усмехнулась, будто только сейчас обнаружила пропажу. — Наверное, она внизу. Я сейчас схожу за ней, а Вы пока прилягте и поспите. Вам нужен отдых.

Женщина только резко мотнула головой. Анна понимающе кивнула и скрылась за дверью. Конечно, ни о каком сне не может быть и речи, если женщина боится, что умрёт, даже если просто закроет глаза. Анна зашла в кухню, смахивая дрожащими руками слёзы, и принялась осматривать полки, чтобы сделать хоть что-нибудь, что могло бы облегчить мучения пациентки. Руки дрожали и часто девушке приходилось ловить едва не падавшие на пол банки. В конце концов, она остановила свой выбор на шиповнике и мяте, быстро сделала отвар, который должен был на некоторое время успокоить нервы хозяйки. Как только отвар немного остыл, девушка отнесла его больной. Та выпила его без лишних слов, обжигая рот и язык и не чувствуя этого. Безразличие ко всему, что теперь происходило с ней, возрастало с каждой секундой, а боль стала иллюзорной, как и прошлое. Реальной была лишь темнота, дыхание которой женщина чувствовала у себя за спиной.

— Я скоро вернусь, — произнесла Аннабелль, не выдерживая веса молчания, обрушившегося на неё всей своей тяжестью. Женщина только кивнула в ответ и отвернулась к окну. Анна покинула комнату.

Дети с утра ушли помогать в поле. Анна пыталась их отговорить и взять эту заботу на себя, но Жан с абсолютно серьёзным видом заверил её в том, что они с сестрой уже достаточно взрослые для какой-нибудь нетрудной работы. В окно девушка видела, как их головы то появлялись, то исчезали в остатках золотых колосьев. Дождь избавил людей от боязни пожара и работа теперь шла не в такой спешке. Среди крестьян виднелись и высокопоставленные гости. Некоторые из приезжих предложили свою помощь в обмен на удобства и еду, которой с ними делились крестьяне, к тому же, как-то нужно было отблагодарить Фильбера, позволившего правителю остаться у него дома до выздоровления. Придворный врач, лысый мужчина с покрытым шрамами лицом, теперь не отходил от Илария ни на шаг, сделавшись его верным псом. Поговаривали, что даже сам правитель иногда жалел о том, что не может избавиться от своего слуги, а тот словно упивался своей важностью. Именно с ним столкнулась Аннабелль на пороге дома Селены.

— С добрым утром, мадемуазель, — произнёс он хрипящим голосом, точно сдерживая рвавшийся наружу мерзкий смех, как у гиены.

— Здравствуйте, — кивнула Анна и поплотнее закрыла за собой дверь. — Могу я Вам чем-то помочь?

— Не думаю, — сказал он с таким видом, словно всего лишь наносил визит вежливости, как коллега. — Как поживает Ваше шарлатанство? — вдруг спросил он и усмехнулся, заметив волнение, проявившееся в чертах Аннабелль. Однако девушка быстро