Книга Смерть по расчету - Алексей Макеев

приуменьшить свою роль в совершении преступления и свалить вину на остальных. И Гуров попал точно в цель. Подследственный стал нервно почесывать щетину, раздумывая, как же ему представить себя в выгодном свете.

– У тебя десять минут, – поторопил Гуров. – Мне некогда возиться с тобой, повторяю, Симонова сливает вас всех по полной, так что у тебя есть последний шанс объяснить, кто все это затеял. – Он демонстративно взглянул на часы: – Мне на обед уже давно пора, нет никакого желания с тобой тут жвачку тянуть.

– Да, да. – Безуглов от досады, что придется сознаться, дернул воротник рубашки. – Я тут ни при чем, это все они! Яковлев с Марьянкой. Он хотел откат получить за субсидии, намекнул старику, который там директор. А этот коммунист старый встал в позу: деньги государственные не отдам, все делайте по-честному. Я предлагал Андрей Юричу по-тихому дело провернуть. Намазать аккуратненько, чтобы от проекта не сильно отличалось, а материалы самые дешевые закупить, но там деньги большие вбуханы, и он закуксился. Только лазейка сразу нашлась, бухгалтерша мне сразу глазки стала строить, правда, близко не подпускала, пока не подогнал ей бриллиантовые сережки. Шкура оказалась редкостная, за каждый раз подарок надо принести, а я не миллионер. Да и вообще своя жена роднее; несколько раз было с Марьяной, а потом я плюнул – уж больно дорогая любовница из нее. А Яковлев запал на девку, каждый раз слюну пускал. Даже в ресторан ее потащил, но она там ему в пятьдесят тысяч обошлась, а еще давай машину выпрашивать, шубу. Рыжий и сдулся, сначала ходил мрачнее тучи, а потом нашел подход к ней. Договорился, что все бумажки будут через бухгалтершу идти, на подпись мужу своему она другие таскала, а нам шлепала печать куда надо и подпись его рисовала. Каждый месяц нам рыжий по конвертику отдавал, а сколько чего и как они с Марьянкой намутили, так я не в курсе.

– А что вы отмечали, когда готовили шашлык?

– Да ремонт крыши закончили, там по проекту демонтаж сначала, а потом всю систему инженерную надо было менять, но Рыжий велел по минимуму нашлепать заплаток на старой крыше. Даже сам откуда-то металлочерепицу приволок, закупил по знакомству за копейки. Вот и решили отметить немного, что так все вышло без сучка без задоринки. Крыша блестит, начальство радуется.

– Ладно, понял я тебя, – Гуров прервал рассказ собеседника. – К следователю на допрос поедешь и там все расскажешь, как сейчас мне. Я ей позвоню, чтобы сегодня же тебя отвезли в прокуратуру.

Безуглов просительно заглянул в глаза:

– Я расскажу все, расскажу. Рыжий с девкой наваривались, а мне крохи доставались. Вы уж за меня следователю словечко замолвите, что я все по-честному рассказал.

Лев Иванович кивнул и позвал из коридора охрану. Да, признание прораба получит продолжение в кабинете следователя, но на вопрос, куда делись монеты князя Разумовского, ответа так и не было.

Сразу на крыльце мрачного серого здания он набрал номер телефона Барковой.

– Эльвира Николаевна, есть компромат на Яковлева. Правда, к монетам это отношения не имеет, но поможет его немного осадить. Сейчас прораб дал мне признательные показания о том, что они втроем действительно активно распиливали бюджет на ремонт музея. Всю схему он подробно не знает, но готов своих подельников сдать, если вы учтете его чистосердечное признание.

– Отлично, – женщина ликовала от такой новости. – Я этого Яковлева к стенке припру, никакие защитники не помогут. Завтра же организую всем троим очную ставку, посмотрим, как они у меня кабинете друг друга топить начнут. Придете? Думаю, вы будете нужны, чтобы Безуглов на попятную не пошел, да и вдруг вы для себя важную информацию услышите.

Лев Иванович охотно согласился, понимая, что завтра троица действительно будет топить друг друга, а там и ссоры могут быть, и может возникнуть желание ударить в слабое место побольнее. Так что там его могут ждать интересные откровения.

Время у него оставалось, чтобы проверить еще одну версию.

Яковлев в краже монет, видимо, не виноват, но чиновник нервничал, и скорее всего лишь из страха, что вскроется настоящий мотив его наездов на Костякова – желание прибрать музей к рукам и оставлять часть бюджетных денег в своем кармане. Судя по планам, смета на переоборудование музея была очень солидная, и помимо ремонта деньги выделили на модернизацию, закупку техники и прочее. Яковлева так и манил этот лакомый кусок.

Еще остается вариант с директором музея: может быть, его сердечный приступ – не более чем разыгранный спектакль. Лев задумался: а что, если Костяков спланировал похищение коллекции, вернее сказать, даже подмену, чтобы переложить вину на рабочих и уйти на пенсию с солидным запасом денег? Тем более что он понимал: Яковлев свою борьбу против него не оставит, пока не освободится место директора. Так почему бы не воспользоваться ситуацией и не разыграть роль скромного идейного работника музея, который в силу возраста допускает в работе ошибки. Если бы не жадность и глупость его жены, то все прошло бы как по маслу. Сыщики упорно искали бы улики против строителей, Костяков спокойно ушел бы на пенсию, осторожно продавал монеты из коллекции и тратил деньги на прихоти красотки Марьяны, а Яковлев возглавил музей.

Гуров взглянул на часы – в больнице еще не закончилось время приема, так что можно побеседовать с директором музея еще раз, постараться найти проколы в его алиби, да и с Марьяной неплохо бы встретиться лично, вдруг девушка вспомнит какие-то подробности ночи, когда похитили монеты.

В больнице оставалось еще полчаса для визитов, Лев Иванович взял в гардеробе белый халат и поднялся на второй этаж, где в общей палате кардиологического отделения лежал Владимир Ильич. Однако койка оказалась пустой, а дежурная медсестра удивленно развела руками:

– Возможно, отправился через дорогу в киоск за сигаретами. У нас тут не детский сад, чтобы следить за каждым шагом пациентов. Они сами не соблюдают предписаний врачей, а потом на улице их находят без сознания. Сердечникам вообще двигаться не положено, но им то выпить, то покурить. Не знаю я, где ваш Костяков. Если не явится до отбоя, то за нарушение больничного режима врач имеет право вытурить его из стационара.

Лев прошелся по этажу, снова заглянул в палату:

– Не знаете, куда ушел ваш сосед, Костяков Владимир Ильич? Ничего не говорил?

– К жене побежал, – авторитетно заявил с соседней койки толстяк с синеватым оттенком лица. – Он у меня деньги на такси занял, все причитал: Марьяночка, Марьяна. У него же жена молодая, я бы тоже к такой сбежал.