Книга Охотясь на Адэлайн - Х. Д. Карлтон

считается ли это молитвой?

Ее нижняя губа изгибается под прямыми зубами, и глубоко в моей груди возникает рычание.

— Если ты показываешь мне, где кусать, уверяю тебя, эти сладкие губы будут только началом.

Она не сразу соизволит мне ответить и снова затянется сигаретой, потом подожжет.

— Ты заставишь меня истекать кровью? — спрашивает она хриплым голосом, когда вокруг нас клубится дым.

— Если ты попросишь меня, — бормочу я. — Я бы предпочел, чтобы ты была покрыта моею собственною кровь, однако.

Мой ответ, кажется, удивляет ее, поэтому я пользуюсь преимуществом и наклоняюсь вперед, касаясь губами линии ее подбородка. Она сказала, что я могу прикасаться к ней, но никогда не ограничивала меня руками.

— Что бы ни заставили тебя чувствовать эти мужчины, я не собираюсь заставлять тебя чувствовать, маленькая мышка. Будь твоя кожа между моими зубами, под моим лезвием или под моим языком.

Она вздрагивает, и я кусаю ее за челюсть, чтобы доказать свою правоту.

— Его больше нет, — хрипит она, отстраняясь и выбрасывая сигарету из окно и закрыть его. — Не забудь поднять это.

Напряжение нарастает, пока я жду, когда она откроет дверь и соскользнет с моих коленей. Чувствуя ее смятение, я провожу губами вдоль ее челюсти и приближаюсь к ее рту, пока они не окажутся в нескольких сантиметрах друг от друга.

— У тебя есть время поцеловать меня, пока дым не рассеется, — бормочу я.

Проходит лишь небольшая пауза, прежде чем она врезается своими губами в мои. Мои руки ныряют в ее волосы, крепко сжимая их, пока я пожираю ее губы. У нее превосходный вкус, а ощущение ее языка, скользящего по моему, опьяняет.

Мир мог развалиться вокруг нас, рассыпаться в прах, как сигарета между нашими губами, а я бы и не заметил.

Стаккато и отчаянные стоны смешиваются между моими зубами, и все, о чем я могу думать, это все, как я могу сделать так, чтобы это длилось вечно.

Словно услышав мои мысли, она рванулась прочь, едва не врезавшись в руль в погоне за тем, чтобы уйти. Ее волосы разбросаны по ее лицу, и она смотрит на меня широко раскрытыми, испуганными глазами.

Она туго натянута, и эти струны вот-вот порвутся.

— Дыма больше нет, — шепчет она, прежде чем открыть дверь и вылезти наружу, мгновенно исчезнув.

Я стискиваю зубы и сжимаю руку в кулак в секундах посылая его в руль.

Рыча, я чуть ли не пинком открываю дверь, хватаю окурок и бросаю его в мешок для мусора в машине, затем захлопываю дверь за собой. Напряжение и гнев нарастают в моих мышцах, и повороты шеи мало что облегчают.

Только моя сбежавшая мышка будет, и глубоко внутри этой темной части меня я надеюсь, что она страдает от потери меня так же сильно, как я ее.

Глава 29

Охотник

Я склоняю голову набок, с недоумением глядя на бегущего человека.

— Почему он так бежит? — спрашиваю я, искренне обеспокоенный тем, любит ли Рик привязывать себя к посторонним предметам. Может быть, кто-то застрял, потому что Иисус, черт возьми, Христос, который так бежит?

— Это… это хороший вопрос, — отвечает Джей через мой наушник. звучит так же озадаченно, как и я. Он наблюдает через дрон, парящий над неуклюже бегущим чуваком.

Мы следим за Риком Борманом с тех пор, как он сбежал из дома Франчески.

Его было нетрудно найти, несмотря на все его попытки остаться незамеченным. Я уверен, что его сморщенной душонке было больно иметь миллионы долларов и не иметь возможности свалить на тропический остров со стриптизершами и минетом. Думаю, этот чувак не так сильно поджарил себе мозг наркотиками, что не замечает массивную мишень у себя на спине.

Один из двух человек, ответственных за похищение моей девушки, и я не отнесусь к этому легкомысленно.

Я вздыхаю, навожу пистолет и стреляю, пуля попадает ему в заднюю часть колена и швыряет его на бетон с резким визгом.

— Чертов членосос! — кричит он, его голос ломается, как у двенадцатилетнего мальчика. Он даже говорил как ребенок, который только что научился ругаться и ругается через каждое слово, потому что пытается быть крутым.

— Ты действительно хочешь назвать меня хуесосом, когда ты делал это последние четыре года, просто чтобы выжить? — возражаю я, выгибая бровь и приближаясь к нему.

Мы находимся в сыром переулке, по обеим сторонам которого валяется мусор, вываливающийся из мусорных баков. Или, может быть, там есть семейство енотов, выбрасывающих нежелательную гниль. Заставляет меня задуматься, сохранят ли они тело Рика после его смерти.

Тротуар влажный и холодный, а у входа в переулок висит жужжащая оранжевая лампочка, дающая достаточно света, чтобы благословить меня с рябым лицом и сальными волосами, заправленными под шапку.

— Да пошел ты, — выплевывает он, держа дрожащими руками окровавленное колено. Или же что от него осталось. Он качается взад-вперед, стонет от агонии и смотрит на меня с ненавистью.

Даже у Адди во взгляде больше силы, и она никогда не ненавидела меня по-настоящему. Не то что Рики Дик вот-вот сделает.

Я приседаю и провожу взглядом по его фигуре, препарируя его, как кости из окаменевшего дерьма. Вожатые летнего лагеря заставили нас сделать это в один год, и все, что я мог чувствовать, было полным отвращением. Ощущения примерно такие же, когда я смотрю вниз на грустное оправдание мужчины.

В то время я не мог понять, в чем, черт возьми, смысл этого упражнения. Теперь, я полагаю, это было полезно, потому что Рик ничем не отличается. Куча дерьма с костями застряла где-то внутри, и в отличие от первого раза, я с удовольствием вытащу из него каждую. По одному.

— Это не та часть, за которую вам следует стыдиться. Это чьи члены вы сосете. Ксавьер Делано звонит в колокольчик?

Он рычит, отводя взгляд и отказываясь отвечать.

Макс дал ему три миллиона долларов за похищение Адди. Больше половины уже ушло.

Помимо пристрастия к наркотикам, у Рика также есть проблемы с азартными играми. Лошади, в частности. И он чертовски плох в этом. Любые деньги, которые он зарабатывает, он влезает в задницу не той лошади и в конце концов выходит с дерьмом. Чтобы компенсировать свою привычку, на протяжении многих лет он ухаживал за богатыми мужчинами. Ксавьер — один из них.

— Ты знаешь, кто я?

Он издает то, что должно было быть смехом, но звучит как влажный кашель.

— Я должен? — он отрезает.

— Целюсь сегодня в сердце, парень, — отвечаю я, ухмыляясь.

Он рычит.

— Дай