Книга Охота начинается - Аяна Грей

и передал трубку Камау.

– Конечно, дитя мое. Конечно.

Экон сам не заметил, как встал и отодвинулся от двери. Сердце гулко колотилось в груди. Слова Олуфеми эхом отдавались в создании.

Вам с братьями больше не придется никого убивать.

Искаженные обрывки памяти возвращались к нему. Он помнил последнее нападение, тела, лежащие на земле, а потом… разговор с Камау.

– Я… спросил, где ты был вечером.

– У отца Олуфеми была работа для меня. Секретная.

Экона пробрала дрожь. Нет никакого другого монстра – и никогда не было.

Он медленно отошел от двери, молясь, чтобы отец Олуфеми не поднял взгляд. Последнее, что он увидел, отступая во тьму, – как Камау в последний раз вдыхает из трубки, затерянный в безумии, Экону неведомом.

Глава 29. Ужасное «потом»

Звезды Лкоссы мерцали, как алмазы, на обсидианово-черном ночном небе. Сквозь зарешеченное окно Коффи их было не видно.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы понять, где она находится, пока частицы сознания постепенно возвращались к ней, а тело оценивало полученный ущерб. Она ощущала ушибы и порезы, и никогда в жизни она не чувствовала себя настолько истощенной. Она медленно моргнула несколько раз, избавляясь от рези в глазах, и попыталась сфокусировать взгляд на незнакомой обстановке. Она лежала на спине, глядя в гранитный потолок какого-то здания, но запах плесени был слегка знаком.

Твердая поверхность под спиной была странно холодной и сырой, а воздух, который она вдыхала, – слегка затхлым. Что-то маленькое и волосатое пробежало по ноге, и она резко села.

Тревога пронзила ее, и голова закружилась, так что в глазах на мгновение потемнело, но затем пульс выровнялся, а глаза сфокусировались на том, что было вокруг. С трех сторон ее окружали гранитные стены, совершенно такие же, как потолок. Перед ней пространство от пола до потолка заслоняла решетка из толстых прутьев черной стали. В остальном было почти ничего не видно, но где-то дальше по коридору мерцал слабый оранжевый свет. Она оказалась в какой-то тюрьме. Но где? Как? Вопросы оглушали ее – у нее не было ответов.

Кто заточил ее здесь и почему? И в этот момент острые жуткие фрагменты воспоминаний стали возвращаться к ней, словно она складывала из черепков разбитый горшок. Все они больно ранили ее, и ни в одном не было смысла. Последнее, что она помнила, – Великие джунгли. Она помнила маленький пруд, уханье воинов, а затем рык. Она поежилась. Память прояснялась. На них напали. Кто-то – несомненно – настиг их в джунглях, кто-то попытался забрать Адию, и…

Экон.

Это был последний черепок, и когда Коффи поставила его на место, острая боль пронзила ее тело – оставшиеся воспоминания вернулись. На них не просто напали, их не просто застали врасплох. Их поджидала засада, их подставили – и это сделал Экон. Он предал их, их планы, предал Адию, предал… ее. В горле встала желчь, так что ей захотелось сплюнуть, но тут рядом послышались шаги, и она подняла взгляд.

– Ах, – из темноты донесся грубый голос. – Она очнулась.

Коффи вскочила на ноги, услышав, как кто-то расхохотался, оставаясь для нее невидимым. Она подбежала к двери камеры и вцепилась в прутья. Они были холодными на ощупь и пахли старым металлом, но она вцепилась в них, всматриваясь в коридор, пока обладатели голосов не выступили из тени. Один из них, крепко сложенный молодой человек, держал в руках горшочек с подозрительным желтовато-серым месивом; второй был повыше, и у него было самое жалкое подобие бородки, которое Коффи когда-либо видела. У этого в арсенале были только копье и ухмылка.

– Крысе-дарадже пора перекусить, – объявил первый. – Вот! – Он просунул миску сквозь прутья и подождал, пока Коффи попытается взять ее, – и тут же разжал пальцы, и миска разбилась. Скользкая сероватая жижа – что бы это ни было – забрызгала ноги Коффи, и в воздухе повис еще один неприятный запах. Она с отвращением отошла от решетки, а воины снова от души расхохотались.

– Где я? – Коффи попыталась произнести это уверенно, но, заговорив, обнаружила, что голос у нее хриплый, словно она не говорила много дней. Ее охватила паника. Как долго она здесь находится?

– Ого-ого, оно разговаривает. – Персиковая Бородка наклонил голову, забавляясь. – Ты там, где тебе самое место, джеде, – в тюрьме. И здесь ты останешься до завтра, когда тебе объявят наказание.

Наказание. Еще одна волна паники пронзила тело, когда она услышала эти зловещие слова, и в ее сознании заметалось еще больше вопросов. Что это за наказание, о котором говорит воин?

– А что стало с А… с Шетани? – Вопрос сорвался с губ, прежде чем она успела заставить себя замолчать, и она тут же пожалела о нем. Улыбки мгновенно исчезли с лиц воинов, а взгляды стали жесткими.

– Это чудище поджарят до хрустящей корочки, – опасно тихим голосом сказал Персиковая Бородка. – Сразу после того, как мы разберемся с тобой.

Эти слова должны были напугать Коффи, погрузить ее в еще более глубокую панику. Однако вместо этого она подумала об Адии. У нее сжался желудок, когда она представила то, о чем говорили воины. Это чудище поджарят до хрустящей корочки. Чувствуя ужасную скручивающую боль, она представила, как Адию ведут на городскую площадь, будто жертвенную корову. Она увидела толпу людей, которые смеются, плюются, шипят и орут, пока Адию пытают. От этих мыслей подступила тошнота, но желудок был пуст. Собравшись с духом, она снова посмотрела в глаза Персиковой Бородке.

– Сэр. – Она приложила все усилия, чтобы слова звучали подобострастно. – Пожалуйста, мне нужно поговорить с отцом Олуфеми. Шетани – вовсе не монстр, как считают люди. Это…

– Заткнись. – Глаза Персиковой Бородки опасно блеснули, и Коффи тут же захлопнула рот. В глазах воина отчетливо читалась невысказанная угроза. Он наклонился настолько близко, насколько позволяли прутья. Второй настороженно наблюдал за ним. – Это отродье убивало людей много лет. Завтра оно за это заплатит.

У Коффи упало сердце, но она не могла сдаться.

– Пожалуйста. Жителей Лкоссы убивал кто-то другой, и он по-прежнему на свободе. Возможно, это…

– Хватит! – Голос Персиковой Бородки рассек воздух, заглушая ее слова. – Его убьют завтра, сразу после того, как отделают тебя. На твоем месте я бы остаток ночи просил Шестерых о мире для твоей души. Возможно, другой возможности у тебя не будет.

Ужас пронзил Коффи до костей. У нее пересохло во рту, когда она попыталась найти новые слова, чтобы воины-йаба ее все же выслушали, но было слишком поздно. Так же быстро, как пришли, они бросили на нее