Книга Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо

– Что он делает?

Та вздохнула.

– Это одна из наших исконных традиций. Его лучший друг, который был и его лейтенантом, погиб, и Эврибиад мастерит ему погребальную лодку. Никто не ожидал такого, и вдобавок мы далеко от дома. Эврибиад торопится закончить, пока не прошло трех дней, иначе душа его друга не сможет попасть на зеленые острова, куда отправляются после смерти.

Потом она добавила с некоторым смущением:

– Эврибиад больше, чем я, привязан к старинным обычаям и верованиям нашего народа.

Плавтина невольно подняла брови. Существование жизни после смерти для биологических созданий противоречило основам неопифагоризма. Вдобавок таких островов, кажется, не было ни у римлян, ни у греков.

– Но это не ваш случай, – догадалась Плавтина, – поскольку Отон подарил вам более развитую культуру. Дал научное образование. Вам и многим другим. И с самого молодого возраста вам было предназначено вместе продолжать род.

На сей раз удивилась Фотида.

– Откуда вы знаете…

– Как я уже говорила, у меня больше возможностей, чем может показаться. Отон держит ваш народ под колпаком. Он все решает, в том числе и кто на ком женится. И вам трудно отрешиться от него. Вам кажется, что вы его предаете.

– Я…

Фотида не стала отрицать – ей нечего было ответить на это утверждение. Сама она никогда не призналась бы себе в этом, даже в самой глубине души.

Плавтина сама не слишком хорошо понимала, во что играет и зачем пытается посеять раздор между Отоном и его драгоценными созданиями. Ее отвращали невротические игры в интриги и манипуляции. Задумавшись, чем же она сейчас отличается от Отона, она замешкалась, не зная, что говорить дальше. Но Фотида, которая не заметила ее колебаний, уже продолжала взволнованным голосом.

– Подождите. На самом деле мы не отрекались от Отона. Но Эврибиад в глубине души боится, что души тех, кто гибнет в космосе, навсегда потеряны. Я же более… рациональна. Однако я разделяю его предчувствия. Мы уже заплатили Отону немалую дань – гибелью опытного и достойного воина. Мы были на волоске от катастрофы. Вам ведь никто об этом не рассказывал, верно?

Плавтина покачала головой, побуждая ее продолжать.

– Он направил Корабль прямо к звезде. Враги последовали за нами и погибли.

– Вы наверняка пережили ужасные мгновения. Но я думаю, Отон знал, что делает.

– Я не желаю вот так ставить на карту судьбу моей расы. Вы многое знаете. Вы должны помочь нам понять. Будут ли у нас еще потери? И какая участь ждет нас в конце пути – славная или печальная?

– Короче говоря, вы желаете, чтобы я просветила вас относительно намерений Отона. Вы не знаете, почему ваш господь нуждается в вас, несмотря на свое всемогущество, вы не верите, когда он объясняет вам, что это всего лишь испытания, и вы боитесь, что эти приключения вас погубят.

– Я не боюсь смерти, но я люблю свой народ. С Отоном полетели лучшие из нас: самые сильные, самые умные, те, кто умеет обращаться с мекхане. Вы понимаете?

Порывистым жестом Фотида схватила ее за плечо, их лица оказались совсем близко. И несмотря на лабрадорью морду Фотиды, в ее глазах читалось вселенское отчаяние. Плавтина закрыла глаза, провела языком по внезапно пересохшим губам. Следует ли вот так переходить Рубикон? Она могла бы поиграть с этими наивными созданиями, осторожно подтолкнуть их в нужном направлении, приберечь их на будущее, как оружие. Но нет. Глубинное, инстинктивное чувство, которое ею двигало, побуждало ее противиться всему дурному – сильному, который издевается над слабым, взрослому, насмехающемуся над ребенком. Она такого не выносила. И всякие тактические соображения отступали перед этим возмущением.

Плавтина была автоматом. Она вспомнила разговор с Отоном, то, как настойчиво он пытался оправдать свои поступки требованиями или запретами, исходящими от Уз. Она сосредоточилась, силясь вновь отыскать ту нормативную силу, которая до сих пор направляла ее поступки. Но, по правде говоря, Узы сейчас ничего не могли ей подсказать.

Интеллекты-невротики, живущие в этом мире, могли неустанно оправдывать свою нравственную распущенность, с помощью сложной логической цепочки увязывая ее с Узами. Однако у Плавтины это не выходило. Вот сейчас, например, чего стоит вся концептуальная эквилибристика по сравнению с неопровержимой очевидностью, которую подсказывало ей сердце? Плавтина приняла решение. Ее охватило странным жаром, словно обязывающим прислушиваться только к собственному сердцу. И она почувствовала, что таким образом делает еще один шаг в сторону от царства ноэмов. Ведь, раскрыв им существование Уз, она освободит их от всякого контроля. И все же…

– Подойдите, – бросила она Эврибиаду.

Тот обратил к ней удивленное лицо, потом поднялся и подошел к ним. Сидящая на корточках Фотида не шелохнулась, однако в ее взгляде читалось напряжение. Она была неглупа. Она понимала, что происходит нечто важное.

– О том, что я вам сейчас скажу, мне следовало бы промолчать или приберечь это до подходящего момента. В обмен я не прошу у вас ничего, даже помощи. Я поступаю так просто потому, что это правильно. Вам следует знать, зачем Отон вас использует. Вы должны сделать выбор – за себя и за свой народ.

Теперь Эврибиад встал и проговорил – в его собачьем рыке слышалась странная торжественность:

– Если вы не ошибаетесь, то сейчас мы услышим самое важное, что когда-либо было сказано людопсам. И если то, что вы скажете, правдиво, то я буду защищать вас, благородная госпожа из другого мира, всеми своими ничтожными силами и даже ценой своей жизни.

У Плавтины закружилась голова. Скорее, пока она окончательно не растерялась.

– Я верю вам, но я бы сказала вам все и без этой клятвы, поскольку это – вопрос справедливости, а она не терпит условий.

Он согласно кивнул.

– Отон пользуется вами, как оружием, поскольку в его нынешнем состоянии он сам не может воевать.

Эврибиад и Фотида несколько секунд смотрели друг на друга, в глазах их светилось непонимание. А потом до Фотиды стало доходить:

– Так вот почему, – воскликнула она, – столько деймонов потеряли сознание во время битвы!

Плавтина подтвердила:

– Я полагаю, они лишились разума в момент, когда стало ясно, что они частично ответственны за гибель варваров. Душа их создана так, что, стоит им нарушить определенные правила, они погружаются в своеобразную кататонию. Это же относится и ко мне.

Глаза у Эврибиада заблестели. Он и сам, еще до их встречи, начал осознавать истину – разрозненными фрагментами. Теперь все это почти обрело смысл.

– Но какой же магией обладают враги Отона, – спросил он, – чтобы он со всем своим могуществом не мог с ними воевать?

Плавтине понадобилось несколько секунд, чтобы ответить:

– Дело не в варварах. Ни Отон, ни любой другой автомат не может убить живое существо, наделенное сознанием.