Книга Семейный портрет с колдуном - Ната Лакомка

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍…Самюэль! Это имя звучит, как музыка! Я учу латынь и географию, готовлюсь к выпускному экзамену, но делаю всё, словно во сне. Потому что реальность – она там, с ним, по ту сторону каменных стен. Я бегу к нему каждый день, каждый вечер, как только представляется такая возможность. И он всегда ждет меня – возле качелей, что у пруда…

…я взлетаю, замирая сердцем от восторга и счастья. Лечу вперёд – и кажется, что сейчас качели вознесут до самого неба!.. Но человеку невозможно превратиться в птицу, и меня относит назад – будто бросает в бездонную яму, и дух занимается от страха. Только на самом деле бездонной ямы нет, и крепкие, сильные руки Самюэля подхватывают меня под бедра, чтобы подтолкнуть вперёд, для нового полёта. Это неприлично – прикасаться к девушке так интимно, и монахини упали бы в обморок, узнай об этом, но я делаю вид, что ничего не замечаю. И не знаю, чего желаю больше – одинокого взлёта или падения, чтобы снова оказаться во власти сильных рук…

…вперёд… назад… вперёд… назад… Движение качелей замедляется, но я не делаю попытки раскачаться. Наоборот, жду, когда они остановятся совсем, Самюэль стоит за моей спиной, и его ладони осторожно ложатся на мои бедра, сжимают, поглаживают… Это бесстыдно, отчаянно бесстыдно! И… отчаянно восхитительно!.. Я запрокидываю голову, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня. Теперь я понимаю, что в книжках все лгали про поцелуи. Потому что в тех рыцарских балладах, что я читала, не было сказано и тысячной доли о том, как прекрасен поцелуй настоящей любви. А то, что наша любовь – именно настоящая, я не сомневалась, пусть мы с Самюэлем были знакомы всего неделю… Губы его касаются моих губ, и мысли замолкают, остаются только чувства – мне нежно, трепетно, а потом жарко, горячо, неистово!.. Я отпускаю веревки качелей и обнимаю Самюэля за шею, тянусь к нему, как цветы шиповника к солнцу… «Эмили-и-и… - шепчет он, отрываясь от меня и тяжело дыша. – Так нельзя… так нельзя…». Но губами он говорит одно, а его глаза говорят совсем другое. Я смеюсь, потому что он совсем не умеет врать, мой Самюэль. «Как же – нельзя, глупый? – шепчу я, играя его волосами. – Разве ты не видишь, что мы не можем друг без друга? Зачем мы ждем, мой прекрасный рыцарь? Давай поженимся?». «Да», - отвечает он и целует меня снова и снова…

…я бегу по рыночной площади, не обращая внимания на то, как горожане посматривают в мою сторону – с удивлением, неодобрением. Ну и пусть смотрят! Сегодня я – самая счастливая на свете! И мне нет никакого дела до других! Пусть хоть камнями начнут кидаться! «Мы поженимся!, – выдыхаю я, добежав до прилавка, где Анна Молин уже разложила травы и крохотные саше из полупрозрачной ткани, наполненные лепестками шиповника и роз. – Самюэль сказал, что мы поженимся!». «Тише, моя дорогая! – смеется торговка. – Вы мне весь товар переворошите. Значит, поженитесь? Быстрый молодой человек…». «Зачем же тянуть? – пылко отвечаю я. – Он поцеловал меня! – я понижаю голос, но мне хочется кричать об этом на всю площадь, пусть я и… почти благовоспитанная девица. – Он поцеловал меня на качелях. Это сладко, это безумно сладко!.. И я не хочу ждать!». «Ох, сколько страсти, - добродушно отвечает Анна, не забывая продавать душистые мешочки. – А монахини разрешат?». «Зачем мне монахини? – искренне удивляюсь я. – Не за них же я замуж собралась!». «Не за них, - соглашается Анна и тут же тараторит, нахваливая свой товар: - Возьмите жасминовое, миледи! Аромат будет на весь дом! Или желаете розовое? Могу сделать смесь, если пожелаете». «Нужны мне в доме ваши вульгарные запахи! - раздается высокомерный голос. – Дипси, возьми пять штук. Жасмина. Положим в зимний сундук, чтобы моль отпугивать».  Лицо у Анны вытянулось, но покупательница платит серебром, и торговка молчит. Зато я не могу молчать. «Послушайте, леди, - говорю я сердито, поворачиваясь к покупательнице. Она – дама средних лет, с неприятным брюзгливым лицом.. – У госпожи Анны – лучший товар на сто миль вокруг, и никакой он не вульгарный, к вашему сведению!». «Кто это? Да знаете, с кем вы говорите?! Я – графиня Скримжюр, кузина её величества, – дама близоруко щурится, достает из бархатной сумочки очки, нацепляет на нос и рассматривает меня – и возмущенно, и презрительно. Но постепенно брови ее удивленно приподнимаются, и она говорит: - Джейн, дорогая! Вы ли это? Где вы пропадали?».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Теперь уже я смотрю возмущенно и презрительно. «Леди, - говорю я, - вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Эмилия». Мы с Анной долго смеемся над странной дамой, когда она уходит, в сопровождении служанок, поминутно оглядываясь на меня. «Это хороший знак, что она обозналась, - Анна выкладывает на прилавок другие мешочки – с мятой, с шалфеем и корочками лимона. – Это к богатству и счастью». «Всё именно так и будет, - важно киваю я. – Я буду очень, очень-очень счастлива!»…

…ночь, дождь, я бегу по улицам города, укрываясь плащом. Погода отвратительная, но я улыбаюсь – не могу сдержать улыбки. Двери в гостиницу мне открывают сразу же. Я протягиваю слуге монетку и говорю тихо и таинственно: «Мне в номер пятнадцать». «Понял», - монетка исчезает за отворотом рукава, а меня провожают на третий этаж, там, где комнаты для важных господ. Все уже спят, в гостинице тихо, только кто-то чуть слышно бренчит на лютне. «Вот, леди», - слуга указывает на дверь, и я стучу, стараясь сдержать сумасшедший стук сердца. Шаги, скрип ключа в замочной скважине, дверь открывается – и я вижу своего Самюэля. Я кидаюсь ему на шею, откидываю капюшон и весело смеюсь. «Эмили?! – Самюэль хватает меня в охапку, перетаскивает через порог и запирает дверь. – Ты как здесь очутилась?! Ведь ночь!.. Ты с ума сошла – бегать ночью и одна? Вся промокла…». Он стаскивает с меня плащ, укутывает пледом, усаживает в кресло поближе к камину, а сам ворошит кочергой угли, подбрасывает несколько поленьев. «Ты совершенно прав – сошла с ума. От любви», - говорю я, наблюдая за каждым его движением с удовольствием и счастьем. Как мало, оказывается, надо для настоящего счастья. Просто смотреть на того, кого любишь, говорить с ним, быть с ним, стареть рядом с ним. Мне совсем не холодно, наоборот – жарко, и я сбрасываю плед, пока Самюэль расстегивает ремешки на моих туфлях, согревает мои ноги в своих ладонях. «Не могла уснуть, всё думала о тебе, - признаюсь я, играя черными прядями Самюэля. – А потом решила – если мы всё равно поженимся, то зачем откладывать?». Самюэль замирает, медленно поднимает голову, смотрит на меня. От этого взгляда трепещут и моё сердце, и тело, и душа. Я уже знаю, что глаза у Самюэля зелёные. Как листва, как изумруды, как сама любовь. Ведь у любви может быть только зеленый цвет. «Что откладывать?», - спрашивает он. Голос его звучит хрипло, и я дрожу ещё сильнее – от предвкушения, от волнения, от предстоящей радости… «Зачем откладывать свадьбу? – шепчу я и наклоняюсь, чтобы его поцеловать. – Пусть она будет сегодня»…