Книга Пленница былой любви - Бетти Махмуди

Пастух остановил лошадь.

Ветер доносил до нас голоса нескольких мужчин. Они явно не старались скрыть свое присутствие. Но голоса их уже не выражали злобы.

Мы ждали возвращения нашего «разведчика». Прошло еще несколько полных напряжения минут.

Наконец пастух сообщил, что мы можем не опасаясь двигаться дальше.

Когда мы подъехали, лошадь застригла ушами на фырканье трех других лошадей. Мы въехали в центр группы из четырех мужчин, разговаривавших так спокойно, точно это была обычная экскурсия.

– Салам, – тихо приветствовал меня один из мужчин.

Даже среди рева ветра я узнала этот голос. Это был Мосейн!

– Никогда еще и ни с кем я не переходил границу, – сказал он. – Но сегодня я сделаю это для вас и переведу вас на другую сторону. Слезайте с лошади.

Сначала я подала ему Махтаб, а потом и сама спустилась на землю, убеждаясь, что ног я не чувствую так же, как и рук. Мне с трудом удалось удержаться.

Мосейн рассказал мне об изменениях в планах. В тот день, когда наш «пикап» был обстрелян и задержан солдатом, мы избежали ареста только благодаря изобретательности водителя, который правдоподобно объяснил наше присутствие в приграничной зоне, где проводились военные учения. Сейчас Мосейн считал, что было бы слишком рискованно воспользоваться санитарной машиной. Значит, дальше мы отправляемся на лошадях и пересекаем границу вдали от дорог через безлюдные неприступные горы.

– Махтаб должна ехать с одним из мужчин на другой лошади, – сказал Мосейн по-персидски.

– Нет, я не хочу! – внезапно запротестовала Махтаб.

Спустя пять дней после побега, после непрерывного голодания, мучений, хаоса она в конце концов взорвалась рыданием. Слезы текли у нее по щекам, тотчас же замерзая на платке.

– Я хочу ехать с тобой, мама, – всхлипывала она.

– Тише, тише, радость моя, – успокаивала я. – Мы уже столько проехали, нам осталось чуть-чуть и мы сможем полететь в Америку. Иначе придется вернуться к папе. Прошу тебя, постарайся сделать это для меня.

– Я не хочу ехать одна на лошади, – снова расплакалась она.

– С тобой будет один из этих дядей.

– Я не хочу ехать на лошади без тебя!..

– Но так нужно. Они знают, как лучше. Я прошу тебя, поверь им.

Где-то в глубине своего существа моя девочка нашла источник силы и мужества. Она вытерла слезы и снова стала самостоятельной и решительной. Она сделает, что говорит Мосейн.

– Махтаб, мне очень больно, что так вышло. Я не предполагала, что будет так трудно. Я не знаю, как ты это выдержишь. Я вообще не знаю, возможно ли это выдержать, – сказала я.

– Выдержу, – твердо произнесла она. – Я сильная. Я сделаю все, чтобы вернуться в Америку. – Задумалась, а потом добавила: – Я ненавижу папу за то, что из-за него нам приходится делать все это.

Она позволила посадить себя на колени мужчины, оседлавшего свою лошадь. Мосейн помог мне сесть на другую, а узду взял новый проводник. Остальные шли пешком, провожая меня и Махтаб.

Итак, мы снова двинулись в путь. Я обернулась, чтобы посмотреть, как чувствует себя Махтаб. Я слышала стук копыт, но самой лошади не могла увидеть. Не видела я также и своей девочки.

«Будь мужественной, моя дорогая», – обращалась я в душе к ней и к себе тоже.

Казалось, что бесконечно длящаяся страшная ночь приближается к своему концу. И давящее однообразие пейзажа: вверху горы, внизу тоже горы. Когда же наконец мы пересечем границу? А может, уже пересекли?

Я обратилась к мужчине, ведущему мою лошадь.

– Турция? Турция? – прошептала я, указывая на землю.

– Иран, Иран, – ответил он.

Дорога стала такой плохой, что мы вынуждены были спешиться. Путь наш лежал по-прежнему вверх и по льду. Мои ноги подкосились. Длинные юбки мешали, обувь скользила по обледеневшей земле. Один из мужчин схватил меня как раз в тот момент, когда я падала. Он поставил меня, а затем, держа под руку, помогал подниматься по откосу. За мной другой мужчина нес Махтаб на плечах. Я старалась изо всех сил, но все-таки задерживала группу, скользя, спотыкаясь, путаясь в юбках.

– Турция? Турция? – время от времени спрашивала я того, кто держал меня под руку.

– Иран, Иран, – отвечал он. Спускаясь, мы снова сели на лошадей.

У подножия горы мы наткнулись на овраг. Мой проводник повернулся, придвинув лицо к моему так близко, чтобы я его хорошо видела, и приложил палец к губам. Я задержала дыхание. Мужчины ждали молча несколько минут. В горах мы были закрыты возвышенностями. Но сейчас перед нами простиралось плато, покрытое снегом, освещенное блеском неба.

Наконец один из мужчин быстро двинулся вперед. Я видела серый контур его фигуры, когда он проходил по плато. Потом он исчез.

Через несколько минут он вернулся и шепотом что-то сказал Мосейну. Тот, едва слышно, обратился ко мне.

– Мы вынуждены проводить вас по одной, – сказал он по-персидски. – Дорожка вокруг оврага очень узкая и опасная. Ты пойдешь первая, а потом переведем ребенка.

Он не оставил мне времени на возражения и пошел вперед. За ним отправился мой проводник, схватив узду моей лошади. Я молилась, чтобы Махтаб не заметила моего отсутствия.

Мы вышли на плато, преодолевая открытое пространство так быстро и так тихо, как только могли. Потом мы пробирались обледеневшей тропинкой по краю обрыва вдоль распадка, затем дальше по противоположной стороне плато. Минут через десять мы были на другой стороне.

Мой сопровождающий остался со мной. Мосейн вернулся за Махтаб. Я молча сидела на лошади, дрожа и высматривая свою девочку. Я пыталась взглядом пробиться сквозь темноту. «Быстрее, быстрее, быстрее», – умоляла я в душе. Мне было страшно, что Махтаб может расплакаться.

Но вот появилась и она, сгорбленная в объятиях одного из мужчин, вся Дрожащая, но притихшая.

Как раз в это время проводник заметил мой вопросительный взгляд. Указывая на землю, он прошептал:

– Турция, Турция.

– Альхамдулилах, слава Богу! – произнесла я с облегчением.

Несмотря на страшный мороз, я почувствовала прилив чудодейственного тепла. Мы были в Турции! Мы выбрались из Ирана!

Но еще далеко было до настоящей свободы. Если заметит нас турецкий пограничный патруль, он может открыть огонь по группе нарушителей. Если нам удастся избежать этого, нас могут арестовать турки, и тогда придется отвечать на множество неприятных вопросов. Однако, по крайней мере, я знала (об этом меня предупреждал Амаль), что турецкие власти не отошлют меня обратно в Иран.

Снова налетел ледяной ветер. Символическая линия на карте ни на йоту не изменила погоду. Мы снова поднимались по слишком крутой горе. На этот раз я сползла с лошади и постыдно зарылась в снег. Мосейн поставил меня на ноги. «Как долго может человеческий организм держаться благодаря лишь собственному адреналину? – спрашивала я себя. – Наверное, я скоро упаду».