Книга Под небом Индии - Ренита Де Сильва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты чего-то недоговариваешь, – сказала Прии все такая же прямая и проницательная, несмотря на свою болезнь, бабушка.
Ее сверхъестественная способность докапываться до сути вещей никуда не делась.
– С чего бы начать? Я не видела тебя целую вечность, – сухо ответила Прия, уставившись в воду, покрывшуюся рябью и переливавшуюся в закатных лучах всеми цветами радуги.
– Ты несчастна со своим бестолковым мужем?
Глаза Прии защипало от слез. Она рассердилась на бабушку и испытала желание встать на защиту мужа.
Но сдержалась. Ей не за что было гневаться на дадиму. Та невзлюбила Джейкоба с первого взгляда и пыталась отговорить ее выходить за него замуж (тем самым лишь укрепив Прию в решимости сделать это) – и оказалась права. Джейкоб действительно был бестолковым и действительно сделал ее несчастной.
«Но больше этого не будет», – решительно подумала Прия, вспомнив обещание, которое дала самой себе, когда смотрела на сад у ворот. На место, где чувствовала себя счастливой.
Сад. Ее идея…
Служанка бабушки принесла им высокие запотевшие бокалы с холодной панной из зеленых манго со специями, бурфи из орехов кешью и миндальную халву с крупными изюминами.
Бабушка взяла бурфи и откусила кусочек, продолжая пристально смотреть на Прию.
– Значит, ты несчастна. Что он сделал?
Прия отхлебнула сока и, желая отвлечь бабушку от Джейкоба, сказала:
– Я планирую снять документальный фильм о саде у ворот дворца и создавшей его женщине – Мэри.
Съемки помогут ей отвлечься от мыслей о Джейкобе и станут первым шагом к новой жизни, которую Прия пообещала себе начать. Этот сад интересовал ее с тех пор, как она впервые его увидела, равно как и создательница этого сада, Мэри. Прия чувствовала, что у него была история, что, высаживая эти цветы, Мэри хотела что-то сказать. И Прия намерена была узнать, что именно.
– Я хочу понять мотивы Мэри и…
Дадима закашлялась и выплюнула бурфи. Белые крошки разлетелись по стоявшему на траве дивану и плиточному полу. Ее кашель все не прекращался, и служанка, ринувшись к хозяйке со стаканом воды, поднесла его к ее губам, одновременно массируя дадиме спину.
Когда она наконец перестала кашлять и служанка вытерла слезы с ее глаз, дадима крикнула:
– Я должна пожаловаться управляющему на эти бурфи! Они отвратительны!
– Дадима…
Бабушка подняла руку.
– Ты знаешь, что я очень больна.
Вот оно. Бабушка сказала это прямо. Назвала причину, по которой приехали Прия с отцом. Но почему именно сейчас, ведь она старательно избегала этой темы с самого их приезда?
– Да? – спросила Прия.
Бабушка никогда ничего не говорила просто так.
– У меня осталось мало времени.
– Ох, дадима…
– У меня есть одна просьба.
Прия ждала.
– Не снимай этого документального фильма и не общайся с Мэри. По крайней мере до тех пор, пока я не уйду.
– Что? Почему? Как твоя болезнь связана с тем, что я хочу сделать? По какой причине…
Бабушка схватила ее за руку:
– Пожалуйста!
Прия замолчала, ошеломленная словом, которое так редко звучало из уст ее дадимы.
– Это все, о чем я прошу.
Прия почувствовала раздражение, понимая, что не может игнорировать мольбу своей обычно сварливой бабушки, ставшей теперь такой уязвимой.
Это было просто невыносимо. Прия казалась себе игрушкой – сначала в руках у Джейкоба, а теперь еще и у дадимы.
Ее бабушка пойдет на все, чтобы добиться своей цели. Прия много раз видела, как она делала это, полагаясь на свою железную волю. Но с чего бы ей просить о таком? Почему она не хотела, чтобы Прия снимала документальный фильм? Чем ей не угодила Мэри? Почему она не желала, чтобы внучка с ней контактировала?
Прия посмотрела на бабушку, на ее пергаментную, очень бледную кожу. Дадима умирала, но оставалась такой же коварной и решительной, как и всегда.
– Прошу тебя, – повторила она.
Прия кивнула. Язык ее не слушался. Во рту появился привкус желчи.
– Спасибо.
Бабушка выглядела утомленной. Она чем-то напоминала Прие ее саму. Прия чувствовала себя опустошенной и использованной. На этот раз – по вине бабушки.
Мэри
Связь. 1947 год
Была глубокая ночь, когда Мэри открыла двери школы, которой теперь управляла, и увидела Амина.
Он был с сыном; в руке у Амина была сумка с одеждой.
– Люди, которых я знал всю жизнь, отвернулись от меня, просто потому, что я не индуист, хотя раньше это не имело значения, – сказал он. – Они хотят, чтобы я уехал в Пенджаб, который теперь станет Пакистаном; возглавлять его будет мистер Джинна[40]… Я волнуюсь за Джахида.
Джахид смотрел на Мэри большими, искренними, как у отца, глазами.
– Он может здесь побыть? – спросил Амин.
– Конечно, – ответила Мэри, провожая их внутрь. – Ты отправишься в Пакистан?
– Я родился и вырос здесь, где жили поколения моих предков. Я не уеду. Но я не хочу, чтобы мой сын видел, как его соседи и друзья избегают его лишь потому, что он исповедует другую религию. Он может пожить у тебя, пока все не успокоится?
– Да, конечно, – снова сказала Мэри.
Поцеловав сына и пожав Мэри руку, Амин сел в свою запряженную волами повозку и уехал в ночь.
Мэри никогда больше его не видела. Он погиб во время религиозных беспорядков, последовавших за обретением Индией независимости. Еще одна незаживающая рана, еще одна потеря, с которой Мэри придется жить.
Они с Джахидом оба были сиротами, и между ними установилась связь. Мэри заменила мальчику его умершую при родах мать, а он делал ее тоску по сыну не такой мучительной.
Прия
Одинокие. 2000 год
Прия нашла отца в его номере. Он опять играл в шахматы сам с собой. Глубоко задумавшись, он сидел, склонив голову. Отец уже начинал лысеть, а в его истончившихся волосах проглядывала седина. Он выглядел таким одиноким, что у Ситы заболело сердце.
Отец у себя в номере, бабушка, которая раздавала приказы и манипулировала окружающими, даже лежа на смертном одре, – у себя. А Прия осталась одна, после того как рухнул ее пятнадцатилетний брак и она утратила надежду стать матерью…