Книга Песнь Гнева - Дарья Кадышева

— Почему ты не можешь?

— Потому что мало кому из нас знаком этот диалект.

— А у вас еще хватает наглости презирать Стражей Маарну, — Марк цокнул языком и уставился в свои исписанные бумажки. — На этом языке не говорят уже почти две тысячи лет. «Жиу та ан эпан дий оза дия нами о прэс э ао кор дий жам апок» — вот как звучит формула этого вашего проклятия. Дико, непривычно, кровь из ушей и тому подобное… Вы используетедля своих чар lelavot,смесь из эльфийского языка и старого диалекта, которым пользовались люди с земель, где сейчас расположена Ярима. Но этот язык… Ты молодец, что решила попросить у меня помощи.

— Так что с переводом? Не томи.

— Должен же я держать интригу, — Марк перевернул один из листочков. — О, Кернун великий, и вы, маги, не можете это перевести?

— Марк. Говори уже.

— На что похожи эти слова? «Дия», «кор», «апок»?

— Не знаю… На бессмысленные речевые выкидыши какого-нибудь племени, которое прогресс обошел стороной.

— Верно. Это наш древний язык, на котором говорили, когда и Лутарии, собственно, не было, когда люди еще жили в мире с эльфами. Этот язык — набор из перекроенных эльфийских словечек, что позволяет одновременно развить теорию о том, что всеобщий — просто переделанный эльфийский.

— Стоп. Чем же он тогда отличается от того, на котором строится высшая магия?

— Тем, что эльфы показали людям свои книжонки, а произносить слова правильно не научили.

— Чушь какая-то.

— Нет, Ив, все верно, если ты владеешь эльфийским и знаешь, как его можно исковеркать своим человеческим произношением, формулу этого заклинания будешь способен перевести. Вопрос в самом переводе… — Марк покинул кровать и приблизился к Иветте. — Вот что у меня получилось: «Жизнь твоя в игле, игла эта в яйце, яйцо в птице, птица в небе теперь и на век, которому нет конца».

— Что это? — поморщилась магичка. — В этом есть вообще смысл?

— Ты не веришь, что это правильно?

— Верю. Потому что сама формула выглядит как чушь. Хорошо, если нам не придется искать какую-нибудь птицу, в которой заключена жизнь Катэля.

— Может, и придется. Очевидно, что это метафора. Под которой скрыто уязвимое место Катэля.

Иветта восхищенно посмотрела на Марка.

— Не ожидала от тебя такого.

— Я и не такое могу, — усмехнулся он, протягивая ей листочки. — Забирай. Обещай, что встряхнешь эту сонную и пыльную кучку старичков своим открытием.

— «Твоим» открытием. И в Оплоте не так уж много стариков. Спасибо, Марк, — Иветта улыбнулась. — Получается, что заклинание придумал человек?

— Банши, — поправил Марк. — А откуда его знает тот великий и старый эльф — совсем другая история. Но мы, ты и я, любим копаться во всяких тайнах, так что…

Он не договорил. Иветта все сидела на столе, смуглая, стройная, в плотных серых брюках и светлой шелковой блузе. Подведенные угольком глаза смотрели на него, и в них не читалось ни тени былой робости. Она привыкла к его обществу.

Она была так невыносимо близко к нему, что Марк чувствовал ее запах. Духи с возбуждающей корицей на теплом женском теле.

Они были снова наедине. Иян пропадал где-то в городе, отправившись на встречу с гонцом из Зарибора. Он ушел как раз за час до того, как Иветта переступила порог трактира.

Они были одни. И Марк ощущал знакомый ему голод.

Он наклонился к ее лицу и приник к ее губам, ожидая, что она оттолкнет его. Он просто не мог позволить себе упустить этот момент. Но магичка ответила, дрожащей ладонью дотронувшись до его волос. Это удивило Марка, и он пошел дальше, дав волю своим рукам. От изгибов ее тела перехватывало дыхание. Его пальцы жадно заскользили по ее плечам и талии, и одно только уважение к ней удерживало его от того, чтобы опуститься ниже поясницы.

Скромная и сдержанная Иветта так крепко обнимала его, прижимаясь всем телом, что Марк едва верил ей. Он прервал поцелуй и провел обветренными губами по ее тонкой шее. Она издала высокий стон. Керник сжал кулаки, собирая в складки ткань ее блузы.

Его разум был готов отъехать в забытье к древним богам. Он не знал, как ему еще удавалось держать себя под контролем. Он хотел повалить ее на стол и сорвать одежду. Это было, как… Он мысленно выругался. Это было, как если бы ему вновь было пятнадцать лет, и его впервые в жизни обнимала женщина, а он не мог контролировать то, что происходило у него в штанах.

Раньше он бы поддался своим чувствам. Но сейчас…

Он отстранился от ее лица, тяжело выдохнув, словно раненый зверь.

— Что такое? — прошептала Иветта, даже не думая отпускать его широкую спину, которую обхватывала своими смуглыми горячими руками.

Какой же силой надо обладать, чтобы вырвать себя из объятий этого прекрасного создания?

Марк ненавидел свое тело, которое умоляло его продолжить купаться в очаровании и тепле магички. Он должен был это прекратить.

— Ив, — позвал он, отвернувшись. — Нам не стоит. Ты же сама знаешь, почему.

— Знаю, — как-то отрешенно ответила она и мягко освободила его.

Марк отошел от нее — нет, отшатнулся — резво, похолодев и сжавшись. Иветта не стала это растягивать, и он был благодарен ей за это. Она просто ушла. Даже дверь за собой закрыла.

«Вернется ли еще?»

Этим же вечером, когда сумерки плавно опустились на Тиссоф, он пытался уснуть, но не мог. Он сминал простыни под собой, ворочался, вставал, курил, ложился обратно, ворочался… Темнота пустой комнаты ласково касалась его своим спокойствием. Где-то внизу последняя грустная мелодия лютни близилась к завершению. С городских улиц за приоткрытым окном тянуло летней прохладой. Но он не мог спать.

Все его нутро ныло и просилось к ней.

В нем поселилось какое-то странное, неприятное и страшное чувство, потому что они поняли друг друга без лишних слов. Потому что смогли отвергнуть ту жгучую страсть, охватившую их в минуту слабости, почти не прилагая к этому усилий и не сопротивляясь.

Он закрывал глаза и видел ее лицо.

Марк резко сел на кровати и расстегнул рубаху. Ему было очень жарко. Он поджег самокрутку, подошел к окну, пронаблюдал, как закатывается солнце за крыши домов, как вечерний красноватый свет тает во тьме, исчезая в настоящих, тревожных и синих сумерках.

Он не мог спать.

Докурив, Марк почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев. Ноги стали будто ватными. Он сделал пару шагов и упал на колени. Удивленный произошедшим, он завертел головой по сторонам. Причиной такого состояния не могли быть его самокрутки, здесь было что-то другое… Что-то не совсем естественное.

Он подполз к стене и, держась за нее, кое-как поднялся на ноги. Посмотрев на дверь, он направился к ней, но тут снова какая-то неизвестная сила навалилась на него слабостью и потянула вниз. Марк проигнорировал это чувство и взялся за дверную ручку. Что-то ударило его по ногам, и он свалился на пол, стесав лоб торчащим концом ручки двери. Он зарычал и попытался встать, однако его тянуло вниз, вжимало в пол. Вскоре дошло до того, что он под давлением был вынужден лечь животом на пол. А потом ладони, которыми он все еще пытался оттолкнуться от пола и встать, начали проваливаться в доски пола. Причем все вокруг вдруг стало густым и вязким, как зыбучий песок, перемешалось и превратилось в какую-то плотную грязь. Пол затянул руки Марка по локоть, и тогда он заорал.