Книга Магия лета - Кэтрин Коултер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что ты говоришь! — Хок всплеснул руками, насмешливо улыбаясь.
— Но ведь они еще не повенчаны! Не понимаю, как я не сгорела со стыда! Хок, он лежал на ней, совершенно голый!
— Они тебя заметили?
— Нет, они были так поглощены своим занятием, что даже не повернулись в мою сторону!
— Они вскоре поженятся, Фрэнсис, — заверил Хок, сполна наслаждаясь ситуацией.
— Да ну! — процедила Фрэнсис, принимая стойку бойцового петушка. — Мы же с тобой не улеглись в постель до венчания!
Хок вспомнил ужасное серо-коричневое четырехглазое пугало — и содрогнулся.
— Да уж, мы с тобой свято соблюдали божественную заповедь. Вернее, ты соблюдала, а я делил постель с одной симпатичной вдовушкой из Глазго.
— Что-о? Что ты сказал?.. — угрожающе начала Фрэнсис, но решила, что над ней подшучивают, и неуверенно улыбнулась.
— Я не шучу. Помнится, ее звали Джорджина. Прехорошенькая вертихвостка!
— Ах ты развратник! Бесстыдник! Похотливый… похотливый…
— Ублюдок? Негодяй? Неужели ты лишилась дара речи, дорогая? Я не смел и надеяться на такой поворот дела. Временная немота идет женщине больше, чем самый элегантный туалет. К тому же, Фрэнсис, тебе не мешает вспомнить, что мы не только не были повенчаны в те дни, но и ненавидели друг друга.
— Я до сих пор ненавижу тебя!
— О нет, дорогая! — возразил Хок, растягивая слова до невероятной длины. — Ты меня обожаешь, ты жаждешь меня до безумия, до потери сознания. Прошлой ночью (и это после нашего приключения у реки!) ты добилась того, что я совершенно лишился сил, как какой-нибудь…
— Я не только ненавижу вас, милорд, вы мне противны Хок по-кошачьи двинулся вдоль стола и через комнату
Улыбка на его губах оставалась, но глаза потемнели.
— Хочешь, я докажу тебе, что ты на самом деле обожаешь меня и желаешь безумно?
— Н-нет, — прошептала Фрэнсис, прижимаясь спиной к двери кабинета.
Хок отнюдь не был уверен, что, приблизившись, не получит хороший удар кулаком. С Фрэнсис — этой строптивой девчонкой — ничего нельзя было знать наверняка. Не спуская глаз со сжатых кулаков, он привлек ее к себе.
— Как же ты хорошо пахнешь!
Речь не об этом, — буркнула она ему в плечо.
— О чем же ты хотела поговорить с моей сестрой? — поинтересовался Хок, оглаживая ее вдоль спины своими большими ладонями.
Она едва заметно напряглась — и тотчас расслабилась. Он успел заметить это и отстранил Фрэнсис, внимательно вглядевшись ей в лицо.
— Так ты знала, плутовка, что Эдмонд в это время был у невесты? Неужели ты за тем и вошла к ней, чтобы увидеть?..
Фрэнсис яростно помотала головой, но ее выдала виноватая краска на щеках. Хока очень позабавила мысль о том, что жене хотелось посмотреть, как кто-то другой занимается любовью.
— И как же это выглядело? Они вели себя так же, как и мы? Надеюсь, ты сполна удовлетворила свое любопытство?
— Я не знаю, как мы с тобой выглядим со стороны! Это было ужасно, ужасно, и мне не следовало слушать Гертруду!..
— При чем тут зануда Гертруда? Ответь мне, Фрэнсис!
— Она пожаловалась мне, что нигде не могла найти Эд-монда и решила заглянуть в комнату своей хозяйки. Но оттуда были слышны какие-то странные звуки, которые ее встревожили… и она… она…
— Ты ведь знала, что там происходит? Ты только сделала вид, что потрясена до глубины души?
Фрэнсис попробовала запротестовать, но потом опустила голову и слабо кивнула:
— Я подозревала… что-то. Ладно, ладно, я признаюсь, что знала заранее!
— Зачем же ты прибежала сюда изображать оскорбленную добродетель? Слаб человек, не так ли, Фрэнсис? Я в восторге от того, что ты небезупречна, дорогая.
— Я ничуть не лучше Гертруды!
Фрэнсис умирала от стыда. Как же так? Он что же, уже научился видеть ее насквозь? Так быстро? Это было пугающее открытие.
— Может быть, мне следует наказать тебя за этот проступок? Я бы с удовольствием… — Хок с надеждой бросил взгляд на обширный стол Маркуса Карутерса, но тот был сплошь завален книгами, бумагами и Бог знает чем еще. — Увы, дорогая, твое наказание откладывается. Зато я могу по радовать тебя хорошей новостью.
Фрэнсис настороженно на него покосилась.
— Я уже предупредил Эдмонда, что не продам лошадей ни ему, ни кому бы то ни было.
— Хок! — Фрэнсис ахнула от радости, бросилась мужу на шею и так стиснула его в объятиях, что у него перехватило дыхание.
— Сколько счастья, любовь моя! Доставлять тебе удовольствие — моя первейшая обязанность.
«Любовь моя». Это заставило Фрэнсис притихнуть. Почему он назвал ее так? Неужели это было одно из тех нежных словечек, которое джентльмен произносит не задумываясь?
— Так ты не поедешь в Лондон, я правильно поняла? — осторожно спросила она и задержала дыхание в ожидании ответа.
— Все зависит от того, хочешь ли ты этого, — ответил Хок, пытливо вглядываясь в ее лицо.
— Мне казалось, тебе не терпится там оказаться. В конце концов, твоя любовница…
— Ах да, любовница. А тебе известно, Фрэнсис, что почти каждый джентльмен имеет любовницу? Как ты смотришь на это?
Она пропустила мимо ушей серьезность этого вопроса, расслышав только насмешку в голосе.
— Я смотрю на это сквозь пальцы! Если бы тебе пришлось отказаться от любовницы, то и я была бы вынуждена бросить своих многочисленных любовников!
— Неприятная перспектива. — На этот раз в голосе Хока не осталось ничего, кроме насмешки.
— Так ты остаешься?
— Допустим, да.
— Только потому, что здесь гостят твоя сестра и Эдмонд?
— Частично поэтому. Обязанности хозяина дома, сама понимаешь.
— Не правда! Ты остаешься потому, что я еще не успела тебе наскучить!
— Фрэнсис, дорогая, — сказал Хок, поймав в ладонь ее выпяченный подбородок и подняв ее лицо к своему, — ты можешь привести меня в ярость, можешь вызвать во мне желание придушить тебя, можешь пробить брешь в панцире, защищающем мою мужскую гордость, но наскучить
Мне ты не можешь.
— Не ты ли сам говорил, что хочешь заставить меня размякнуть? Когда я стану послушной дурочкой, ты сразу потеряешь ко мне интерес.
— Ну и память у тебя, дорогая! Я так говорил, точно? Ну и как далеко мы продвинулись по этой дороге? Достаточно ты размякла? Достаточно поглупела?
— Этому не бывать!.. — начала Фрэнсис и больно прикусила язык, когда дверь чувствительно хлопнула ее по спине.
В дверях появился Маркус. Увидев их вдвоем, он покраснел до корней волос: