Книга Троя. Повелитель Серебряного лука - Дэвид Геммел

— Могу я попросить об одной услуге? — спросил Коланос.

— Конечно.

— Пригласите в мегарон этого предателя Аргуриоса.

— Вы с ума сошли? — возмутился Эрекос. — Вы хотите, чтобы величайший микенский воин выступил против нас?

— Он будет без оружия. Не так ли, царевич? — засмеялся Коланос.

— Да. Гости оставят все оружие у ворот. Царь не разрешает носить мечи и кинжалы в своем присутствии.

Но Эрекоса это не убедило.

— Он был без оружия, когда одолел пятерых вооруженных убийц. Мне кажется, это ненужный риск. Многие воины, находящиеся в вашем подчинении, все еще высоко его ценят. Я очень прошу вас отказаться от этой затеи, Коланос.

— Царь Агамемнон хочет его смерти, — возразил Коланос. — Он хочет, чтобы его прирезали бывшие товарищи. Это будет превосходное наказание Аргуриосу за его предательство. Я не откажусь от своей затеи. Что вы скажете, господин?

— Я согласен с Эрекосом. Но если хотите, я позабочусь, чтобы он был там.

— Хочу.

— Тогда я позабочусь об этом.

XXVIII Воля древних богов

Гершому никогда не нравилась верховая езда. В Египте лошади были маленькими, подпрыгивали на ходу — крупным мужчинам было трудно на них ездить. Он чувствовал себя неловко, когда его длинные ноги почти касались земли. Но езда на фессалийских лошадях доставляла египтянину удовольствие. Высокие золотые скакуны с белыми хвостами и гривами летели, почти не касаясь земли. На полном скаку спины животных лишь слегка поднимались, и Гершом наслаждался быстрой ездой. Геликаон скакал рядом с ним на скакуне, точной копией жеребца Гершома. Вместе они неслись по открытой равнине под облачным небом. Наконец, Геликаон придержал свою лошадь, похлопав по ее гладкой шее. Гершом тоже натянул поводья.

— Превосходные животные, — сказал он.

— Они очень быстрые, — заметил Геликаон, — но не подходят для войны. Эти лошади слишком пугливы и впадают в панику, когда звенят мечи и летят стрелы. Я скрещиваю их с нашими лошадьми. Возможно, жеребята будут не такими нервными.

Развернув коней, они поскакали туда, где оставили свою вьючную лошадь. Животное щипало травку на холме. Геликаон взял его за поводья, и они направились на юго-запад. Гершом был счастлив снова мчаться вперед. Крепость Дардании, хотя и была простым жилищем по сравнению с дворцами на его родине, все же напоминала ему о мире, который он потерял, и Гершом с радостью согласился сопровождать Счастливчика в Трою.

— Не думаю, что торговец предал меня, — заметил он.

— Возможно, не намеренно, — сказал Геликаон, — но люди сплетничают. Троя — более крупный город, и там меньше вероятности, что тебя узнают.

Гершом оглянулся и посмотрел на голый ландшафт. Старый полководец, Павзаний, предупреждал Геликаона, что по холмам бродили бандиты, и умолял взять с собой отряд надежных людей в качестве личной охраны. Счастливчик отказался.

— Я обещал охранять покой этих земель, — сказал он. — Люди теперь меня знают. Когда они увидят царя, путешествующего по их общинам без вооруженного эскорта, это придаст им уверенности.

Павзания это не убедило. Гершом тоже в это не поверил.

Во время путешествия он понял, что Геликаону нужно было уехать из Дардании, от правил соблюдения этикета и царских обязанностей. С каждой пройденной милей Геликаон становился все более нервным.

Ночью, когда они остановились у подножия холмов, под кипарисами, Гершом спросил юного царя:

— Что тебя беспокоит?

Геликаон ничего не ответил, просто добавил сухих веток в небольшой костер, затем сел рядом с ним. Египтянин не стал настаивать на продолжении разговора. Через какое-то время Счастливчик заговорил:

— Тебе нравилось быть сыном царя?

— Да, нравилось, но не так, как моему сводному брату Рамзесу. Он отчаянно хотел стать фараоном, повести египетские армии в бой, построить свою огромную колонну в храме Луксора, увидеть свое лицо вырезанным на статуях. Мне просто нравилось, что меня ласкали красивые женщины.

— Тебя не беспокоило, что женщины ласкали тебя только потому, что были обязаны это делать?

— Почему это меня должно беспокоить? Результат тот же.

— Только для тебя.

— Вы, люди моря, слишком много думаете. Рабыни во дворце были к моим услугам. Это их предназначение. Какое имело значение, хотят они или не хотят быть рабынями? Когда ты голоден и решил убить овцу, разве ты думаешь о чувствах овцы? — Гершом засмеялся.

— Интересная точка зрения, — заметил Геликаон. — Я подумаю над этим.

— Над этим не надо думать, — возразил египтянин. — Давай покончим со спорами, не будем углубляться в эту тему.

— Цель спора — выяснить истину.

— Очень хорошо. Давай обсудим причину твоего первого вопроса. Почему ты спросил, нравилось ли мне быть царевичем?

— Может, я просто хотел поддержать разговор, — сказал Геликаон.

— Нет. Настоящей причиной было то, что я хотел отвлечь тебя от проблем. Вторая более сложная, но связана с первой.

— Ну, теперь ты меня заинтриговал, — усмехнулся дарданец. — Просвети меня.

Гершом покачал головой.

— Тебе нужно просветление, Счастливчик? Я так не думаю. В Египте есть статуи мифических животных, которые меня восхищали. Создания с головами орлов, телом льва, хвостом змеи. Мой дед говорил, что это, вообще-то, люди. Мы все — гибриды животных. В нас есть дикарь, который с удовольствием бы вырвал сердце врага и съел его сырым. Есть любовник, слагающий песни для женщины, которая владеет его сердцем. Есть отец, который прижимает ребенка и умрет, защищая его от опасности. Три человека в одном. И еще больше. В каждом из нас есть те, кем мы были — замкнутый ребенок, высокомерный юноша, грудной младенец. Каждый страх, который мы вытерпели в детстве, остается где-то там. — Он постучал по виску. — И каждый смелый поступок или трусливый, щедрость или низость.

— Это замечательно, — вздохнул Геликаон, — но я себя чувствую так, словно плутаю в тумане. Что ты пытаешься сказать?

— Вот о чем я и говорю. Наша жизнь проходит в тумане в надежде обрести солнечный свет, который прояснит нам, кто мы есть на самом деле.

— Я знаю, кто я есть, Гершом.

— Нет, не знаешь. Разве ты не тот человек, который беспокоится о желании рабынь, который отрезает голову земледельцу, который говорит без очереди? Разве ты не бог, который спас ребенка на Кипре, сумасшедший, который сжег заживо пятьдесят моряков?

— Этот разговор теряет для меня свою привлекательность, — холодно сказал Геликаон.

Гершом почувствовал, как в нем поднимается гнев.

— Понимаю, — кивнул он, — поэтому можно обсуждать только те темы, которые не касаются Счастливчика. Теперь ты становишься настоящим царем, Геликаон. Вскоре ты окружишь себя льстецами, которые будут нашептывать тебе на ухо, восхваляя твое величие и не критикуя твои действия.