Книга Веспасиан. Павший орел Рима - Роберт Фаббри

Галопом взлетев на холм, они вскоре догнали последние ряды бегущих. При желании они могли легко их всех зарубить или затоптать, однако не стали этого делать и понеслись дальше, спеша на выручку попавшим в беду товарищам. Небольшой отряд был взят в плотное кольцо варварских воинов, которые теснили их всё дальше и дальше от позиций римлян, методично уничтожая одного за другим. Горн пропел очередной пронзительный сигнал, который, пискнув, тотчас оборвался. Это означало только одно: горниста не стало.

Плавтий сзади налетел на варваров, взявших в кольцо его кавалеристов. Двое тотчас исчезли под копытами его скакуна, другие отлетели в стороны с поломанными конечностями. Конь под ним взвился на дыбы и задёргал передними ногами, рассыпая удары по испуганным бриттам. Одному из них он снёс голову. Удивлённо выпучив глаза, та покатилась по земле. Обезглавленное тело пару мгновений стояло вертикально, извергнув из шеи фонтан крови, после чего рухнуло на собственную голову, уже смотревшую на мир остекленевшими глазами.

Сопровождаемый своими всадниками, Веспасиан вслед за генералом прокладывал среди бриттов кровавую тропу. Те так увлеклись избиением своих жертв, что не заметили опасность, устремившуюся на них сзади.

Гнев Плавтия, направленный как против отряда римской кавалерии, по собственной глупости угодившего в беду, так и против тех, кто сейчас уничтожал его бесценных кавалеристов, превратил его в злобного демона, не знавшего ни устали, ни пощады. Веспасиан скакал за ним следом, разя тех, кто чудом избежал смерти от рук летевшего впереди монстра, прокладывающего себе мечом путь среди человеческих тел. Плавтий гнал коня дальше. Его икры прилипли к забрызганным кровью бокам животного.

Уже однажды обратившись сегодня в бегство, бритты оставили добычу и бросились вверх по холму. В живых остались около восьмидесяти кавалеристов Двадцатого легиона, подавленные тем, что под самый конец сражения отряд понёс такие ужасающие потери, не говоря уже о том, что теперь на их головы обрушился гнев самого генерала.

Плавтий накинулся на ближайшего к нему декуриона:

— Живо скачите наверх вслед за ними, болваны, восстановите хотя бы толику своей чести, — он повернулся к Веспасиану: — Бери своих парней и скачи вместе с ними. Проследите, чтобы они не вели себя, как желторотые рекруты. Убивайте отставших варваров. На вершине холма остановитесь. Даже если каждый убьёт пятерых дикарей, это значит, что в следующий раз их будет на тысячу меньше.

— Стоять! — крикнул Веспасиан и воздел над головой меч.

По лезвию ему на запястье стекла струйка крови. Справа от него на земле лежало тело последнего убитого им варвара. Травинки переплелись с длинными усами. Остекленевшие глаза таращились на окровавленную теменную кость, что, перевернувшись, лежала перед ним словно жутковатая чаша.

Когда к Веспасиану подъехали его кавалеристы, он с высоты холма обвёл глазами поле боя. К северу основная масса разбитых бриттов бежала к Тамезису, что поблескивал в лучах солнца в десяти милях к северу от них. Их преследовали, выдерживая строй, батавская пехота и ауксиларии Второго Августова легиона, то там, то здесь уничтожая зазевавшихся варваров, однако не предпринимая попыток вступить в схватку с основной массой бриттов, которую они гнали дальше на север. Другая часть бриттов устремилась на запад. В милях двух впереди можно было различить силуэты колесниц. Последние же варвары, которым удалось избежать разящих кавалерийских мечей, оторвались от преследователей всего на двести шагов.

— Приятно лицезреть бегущего врага. Согласись, легат, что это зрелище согревает сердце, — заметил Плавтий, подъезжая к Веспасиану. — Отличная работа. Уничтожено почти сорок тысяч варваров. Ирония в том, что после такой сокрушительной победы я буду вынужден обратиться к императору с просьбой лично прийти мне на помощь.

— Ему останутся всего несколько тысяч.

— Даже эти несколько для меня — головная боль. На запад бежало около двадцати тысяч. И ещё сорок тысяч устремились к реке.

— Почему бы в таком случае не попытаться их уничтожить?

— Потому что у меня мало кавалерии, разрази её гром. Варвары же не дураки, чтобы развернуться и снова вступить в схватку с легионами. Эх, будь у меня пятнадцать тысяч кавалеристов, мне было бы не нужно разворачивать варваров. Я бы просто их перебил. Но к чему жалеть о том, чего у тебя нет? Не лучше ли раскинуть мозгами и придумать, как использовать то, что есть. Я отправил ауксилариям приказ оставить реку. Пусть оставшуюся работу доделают флотские катапульты. Думаю, они будут только рады. Девятый легион проследует за другими на запад и захватит переправу через Тамезис. А Каратак и Тогодумн пусть решают, что им делать дальше.

— Тогодумн мёртв. Он погиб на моих глазах.

— Вот как? И кто же его убил?

— Моя лошадь.

Плавтий пристально посмотрел на коня под Веспасианом.

— Ну и лошадь у тебя!

— Не эта, другая. Тогодумн её убил, после чего нырнул под неё, и она, рухнув сверху, придавила его своим весом.

— Какая неосторожность с его стороны! Впрочем, я благодарен твоей лошади за самопожертвование. Она существенно облегчила нам политическую сторону дела. Каратак правит на западе. Владения Тогодумна лежат к северу от Тамезиса. Его столица — Камулодун, и Клавдий хочет войти в неё лично. Если тамошние бритты, лишившись вождя, будут разбиты, а мы удержим северный берег Тамезиса, они вполне могут одуматься, особенно если мы больше не дадим им повода нас ненавидеть. Мои поздравления, легат, твоя лошадь спасла тысячи жизней!

Веспасиан едва не попросил Плавтия сказать это Гете, однако воздержался.

— Спасибо, генерал.

Плавтий довольно кивнул и повернулся к остаткам кавалерии Двадцатого легиона.

— Кто из вас, немытых задниц, повинен в том, что я едва не потерял всю свою кавалерию?

— Наш легат, господин, — ответил декурион, на которого Плавтий чуть раньше обрушил свой гнев.

— Гета? Где этот идиот?

Декурион мотнул головой в сторону холма.

— Вон там, господин. Он упал, как только ты прорвался к нам. По-моему, он мёртв.

Веспасиан и Плавтий отъехали назад, вниз по забрызганному кровью и усеянному трупами склону. Веспасиан в ужасе огляделся по сторонам, осознавая масштабы сражения. Между позициями батавов на северном холме, вдоль позиций Четырнадцатого у понтонного моста — по которому в данный момент шагал Девятый Испанский легион — и далее к линии вчерашнего боя Второго Августова легиона на юге лежали многие тысячи убитых бриттских воинов — поодиночке, группами, длинными рядами. Подобно щепкам, измеряющим уровень прилива, они обозначили своими телами место, где, не оставив им шансов на победу, на них обрушилась военная махина Рима. Были среди мёртвых и римляне, хотя и в гораздо меньшем количестве. По прикидкам Веспасиана, примерно один на каждые сорок убитых бриттов. Это была сокрушительная победа, достигнутая относительно малой ценой. Впрочем, последствия её являли безрадостное зрелище: бесконечные трупы молодых мужчин, сложивших головы в расцвете лет, защищая родину от вторжения чужеземцев. Вторжения, причиной которому была не стратегическая необходимость, а желание трёх греков-вольноотпущенников к собственной выгоде удержать у кормила власти их убогого хозяина. Веспасиан постарался отогнать от себя эту горькую мысль, зная, что если только он не оставит карьеру и не вернётся в свои поместья, он будет вынужден и дальше становиться свидетелем их своекорыстных интриг.