Книга Бич Божий - Уильям Дитрих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако гепиды на дальнем берегу всё же не спешили покидать своих всадников и спасаться бегством. Они были готовы вступить в драку и поэтому ныряли в воду и медленно плыли или же переходили реку вброд. В кого-то попали стрелы, а кто-то просто утонул. Уцелевшие выбрались на франкскую сторону и постарались выпрямить линию варваров даже там, где она почти исчезла. Это продлило битву, но её результат уже был предрешён. Наша конница вырубила широкие просеки в гепидских формированиях, мечи и топоры опускались, повергая пехотинцев на землю, а лошади давили их копытами. Франкская пехота тут же заняла освобождённые участки, оттеснив гепидов с их позиций. Битва на глазах превращалась в разгром противника, а разгром сменился резнёй. Сторонники Аттилы вновь бросились в воду, отчаянно толкаясь, а франкские лучники добивали их с берега. Каждый из варваров-захватчиков пытался спасти свою жизнь, но большинство из них погибли в воде, окрасившейся потоками крови.
Сражение закончилось нашей победой на западном берегу. Лишь немногие из всадников Анта перебрались вплавь на восточную сторону реки и продолжили погоню за противником. Однако теперь и у врага появились свои преимущества — высокий берег и большее количество войск, и неугомонные франки или погибли, или были вынуждены стремительно отступить. Наконец сами гепиды отошли от берега, защитная линия реки на время разъединила обе стороны, и пролог к великой битве завершился. Наспех переформированный, клочковатый и разрозненный арьергард армии Аттилы направился к дальним холмам, а посланные на помощь гепидам гунны метались взад-вперёд, по-видимому намереваясь продолжить бой, но всё же передумали. Дневные тени удлинились, солнце с запада било варварам в глаза, мешая стрелкам попадать в цель. Они увидели сверкающую броню римских легионов, прибывших на помощь франкам, и решили, что лучше подождать до завтра, когда Аттила развернёт свою армию на полную мощь.
Гунны повернулись и вскоре исчезли с гребня холма.
Я перевёл дыхание. Моя рука разболелась от тяжёлого щита, голова устала от шлема, а тело ныло. Меч стал красным от крови, но сам я каким-то чудом не был ранен. Осмотревшись по сторонам, я увидел ковёр из тысячи трупов и с ужасом осознал, что это лишь начало гигантской бойни. Конечно, мне и прежде попадались мёртвые тела на поле битвы, но сейчас их количество поразило меня. Люди лежали неподвижно и не дышали. Не было сомнения, что все они мертвы.
В то же время я чувствовал необычайный душевный подъём оттого, что сумел уцелеть, и в меня как будто проник свет того утреннего урагана с ярко блестевшими молниями. Неужели это был знак свыше и ко мне больше не прикоснутся ни лезвия мечей, ни стрелы? Мы разгромили арьергард варваров, как и предсказывал франкский король, и на мгновение мне пришла в голову безумная мысль: а что, если гунны не станут сражаться, обратятся в бегство и я никогда не встречусь с Иланой? Ант опять снял свой шлем, его влажные от пота волосы слиплись узкими прядями, а глаза сверкали торжеством победителя.
— Давайте посмотрим на них напоследок, пока солнце ещё в зените, — воскликнул он. — Эта битва — моя, и я хочу назвать своим именем здешнюю гору.
Тысячная франкская конница, взмыленная после сражения, промчалась по берегу реки, освободившемуся от вражеских подразделений. Затем она поднялась на гребень холма, точно преследуя противника, который совсем недавно покинул его. Земля была изрыта конскими копытами. Мы натянули поводья и с ужасом взглянули на восток.
Заходящее солнце словно подчеркнуло мглу собравшихся там хмурых туч, и на его фоне они показались нам чёрными как смоль. Оно окрасило золотом наши доспехи, и я понял, что никогда не забуду эту величественную картину с её манящим очарованием. Мне даже представилось, будто мы увидели каждого человека, родившегося к востоку от Рейна.
В нескольких милях от нас начиналась линия походных гуннских лагерей, где огромные массы съехавших воинов устраивались на ночлег. Позади неё расположился гигантский двойной лагерь, окружённый повозками с холщовыми крышами, натянутыми на обода, и юртами, похожими на серые грибы. А ещё дальше — на перекрёстках Мавриака — мы увидели десятки тысяч, нет, целые сотни тысяч воинов Аттилы, остановившихся вокруг лагеря, как пасущееся стадо. Кроме того, там можно было увидеть вытянувшихся в цепочку лошадей, отары блеющих овец и загоны с рогатым скотом. Казалось, сама земля изгибалась и двигалась, подобно звериной шкуре. От огней десятков тысяч походных костров в воздухе повисла пурпурная дымка, а металл бесчисленных копий зловеще переливался в их пламени. Можно было подумать, что сюда, в этот лагерь, явились приспешники Аттилы со всех концов земли, желая раз и навсегда установить мировое господство.
— Смотрите, смотрите внимательнее, братья мои, ибо никто не видел подобного зрелища и не увидит ещё тысячу лет, — торжественно произнёс Ант. — Как по-вашему, нам предстоит битва с достойным соперником?
— Да тут воины чуть ли не со всех стран света, — взволнованно откликнулся франкский военачальник. — Я сражался тяжёлым мечом, и у меня разболелись руки, а ведь это была только первая битва.
— Да, но к нам на помощь едут римляне, вестготы и все прочие. Они завершат начатое нами. А мы покажем им, как это делать.
Мы повернулись, и перед нами предстали марширующие колонны наших союзников. Они стекались сюда со всех сторон, преодолевая последние мили перед лагерем Аттилы. Поднятая ими пыль отливала в лучах заката кроваво-красным цветом, а их снаряжение сверкало, как приливная волна.
— Смотрите на них и постарайтесь запомнить, а потом рассказать своим детям, — пробормотал Ант. — Глядите и никогда не забывайте.
Он кивнул, словно отвечая самому себе.
— Такого столпотворения не только никогда не было в истории, но и никогда больше не будет.
— Никогда? — переспросил капитан.
Король покачал головой.
— Нет. Потому что уже на исходе ночи многие из них — и нас — погибнут.
БИТВА НАРОДОВ
Что я запомнил в ночь перед великой битвой? Не страх, не сон, а песню. Германцы пели замечательно — громко, с чувством и немного напоказ, во всяком случае демонстративнее, чем мы, спокойные и методичные римляне. И пока одно их подразделение за другим, одна дивизия за другой и одна армия за другой маршировали к позициям, указанным Аэцием, и устраивались на ночлег на травянистой равнине, они пели о туманном и легендарном прошлом: о грозных чудовищах и побеждавших их героях, о золотых сокровищах и юных волшебницах. А ещё они пели о том, что каждому человеку необходимо в эту ночь, решающую ночь, убедить себя в единственно достойном выборе — разгромить врага или погибнуть. Тогда умершие на поле боя попадут в иной мир — некую смесь языческого чертога и христианского рая — и займут свои места в пантеоне героев и святых. А если они уцелеют, то навсегда лишатся страха. Слова как будто поднимались в летнее звёздное небо, воздух был тёплым и влажным от так и не разразившейся грозы, и песни не умолкали, вселяя мужество в наших солдат.