Книга Солоневич - Константин Сапожников

Солоневич пытался заинтересовать Владимира Кирилловича теми вопросами, которые он намеревался затронуть в ходе аудиенции:

«Моя просьба вызвана прежде всего тем обстоятельством, что о целом ряде вещей, о которых я писать не мог, я могу доложить только Вам. Вам и больше никому. С другой стороны, я имею основание предполагать, что едва ли ещё кто-нибудь располагает такими данными об опорных линиях монархического движения в России, какие накопились у меня». И ещё одна многозначительная фраза, являющаяся, без всякого сомнения, ключевой в письме: «Я абсолютно убеждён (это убеждение только закалилось в советское время), что Россия неизбежно вернётся к монархии».

Солоневич был уверен, что Владимир Кириллович отзовётся на его послание, заинтересуется «опорными линиями монархического движения» в Советской России. Но ответа не последовало.

Во второй половине января 1939 года великий князь посетил Берлин. В воскресенье, 22-го, он присутствовал на торжественном богослужении в соборе. Иван отстоял весь молебен, погружённый в свои не слишком весёлые мысли. Владимир Кириллович рядом, редкая возможность, но удастся ли обратиться к нему, попросить об аудиенции? Служил архиепископ Берлинский и Германский Серафим (Ляде), немец по рождению, человек недюжинного ума и энергии, который, несмотря на свой немецкий акцент, воспринимался паствою как истинно русский. После богослужения Солоневич даже не пытался приблизиться к великому князю, который был окружён, как стеной, представителями эмигрантских организаций. Несмотря на сильную простуду Владимира Кирилловича, о которой из «беспроволочного телефона» узнали все присутствующие, он не сразу покинул собор, удостоив беседы тех из лидеров эмиграции, которые находились рядом с ним.

Через два дня Солоневич, получивший приглашение на большой приём в честь главы династии, всё-таки сумел обменяться с Владимиром Кирилловичем несколькими словами, носившими протокольный характер, и выслушать от него высокую оценку его литературной и публицистической деятельности, направленной на защиту интересов России, православия, монархии. Великий князь подчеркнул, что очень ценит его верноподданнические чувства, искреннее отношение к династии, пожелал Солоневичу такого же упорства в деле служения высшим интересам России и в будущем, которое, по мнению Владимира Кирилловича, было многообещающим для всех русских.

На приёме было около четырёхсот приглашённых, и главный распорядитель его, генерал Бискупский, старался, чтобы вниманием главы Императорского дома не был обделён ни один из влиятельных членов берлинской колонии. Помогавший Бискупскому генерал фон Лампе (обычно они избегали друг друга) подал Солоневичу знак, что время, отпущенное на беседу, истекло. Опять торопливые протокольные слова, прощальный поклон Солоневича, и к великому князю подвели очередного собеседника. Всё строго по списку, который контролировал представитель Императорского дома Николай Фабрициус-де-Фабрис. Надо ли говорить, что Иван Солоневич покинул приём разочарованным. Несколько минут протокольной беседы — далеко не то, на что он рассчитывал. Неужели все эти благородные дамы в придворных нарядах (несть им числа!) так важны для судеб Императорского дома? А ведь он, единственный русский мужик на приёме, должен был, наверное, рассчитывать на какое-то исключение из правил, на особое отношение…

Вспоминая об этом приёме, Солоневич писал: «С Великим Князем я разговаривал в моей жизни всего один раз. Этот разговор длился минут пять».

То, что не удалось сказать великому князю, Солоневич изложил в статье «Монархия и штабс-капитаны», опубликованной в двух номерах «Нашей газеты» 19 апреля и 17 мая 1939 года. Внешним поводом к публикации статьи явилось «Обращение Главы Императорского дома к верноподданным по случаю Пасхи», в котором содержались такие слова: «Теперь, когда все русские люди, мыслящие восстановление Империи Российской на её исторических началах, объединились вокруг Меня, Я вновь призываю: будем едины, ибо только в единении сила! Пусть старшие принесут на алтарь Отечества свой жизненный опыт, а молодые — присущие им пыл и энергию. Да поможет нам Бог!»

В «Обращении» в жёстких формулировках осуждался коммунистический режим в России:

«Нынешняя власть за двадцать два года страданий народных залила потоками крови Родину нашу, довела Её до небывалого обнищания и продолжает предавать интересы страны на пользу III интернационала. Бессмысленно верить в её перерождение во власть национальную, и нельзя её признать хранительницей государственных рубежей и защитницей интересов России. Эта антирусская власть, учитывая опасность нарастающего из недр народных спасительного национализма, силится направить здоровые устремления народа в русло своих отравляющих душу идей. Те, кто верит в достижения нынешней власти и готовы усматривать в ней как бы преемницу созидателей русского величия, — в своём заблуждении не встретят сочувствия Моего. Интернациональная коммунистическая власть останется до конца своего врагом России и её народов. Не может быть примирения и соглашения с богоборческой лженародной властью».

По мнению Солоневича, «Обращение» великого князя полностью разбило надежды просоветских элементов в эмиграции, прежде всего младороссов, морально связать династию с большевизмом и вести от имени династии пропаганду советских достижений. Нейтрализация младоросской партии как политического течения, спекулировавшего близостью к династии, по мнению Солоневича, выдвинула на первый план вопрос о подлинно монархических кадрах, которые могут стать инструментом реставрации монархии в России.

В Русском Зарубежье, считал Солоневич, таких кадров практически нет. По его мнению, весь ход развития событий указывал на то, что лозунг восстановления монархии в России вот-вот будет затребован. Кто реально может претендовать на выполнение такой задачи? Солоневич назвал кандидатов и тут же дал отрицательную оценку их возможностям. Высший монархический совет, который время от времени заседал в Париже, состоял в большинстве из крупных помещиков и нередко подменял интересы монархии интересами реванша, «помещичьих вожделений». Фашистские и профашистские организации, «новопоколенцы» и другие не спешили включать в свои программы конкретные положения о восстановлении монархического правления в России, довольствуясь в лучшем случае «туманными и уклончивыми формулировками».

Газета «Царский вестник» никакой организационной и пропагандистской роли сыграть также не смогла бы: её материалы, по характеристике Солоневича, — это «сплошное кликушество, позорное для лиц мужского пола», «умильная манная кашка», «захолустно провинциальный стиль царево-кокшайского церковного старосты», полное отсутствие способности к анализу и выработке программы действий. «Средний русский зарубежный офицер» тоже не способен ни к вооружённой (за годы эмиграции его техническая отсталость в этой области стала непреодолимой), ни к идейной защите монархии. Оказавшись в России, он будет не в состоянии доходчивым и современным языком изложить «подсоветским» соотечественникам суть своих монархистских взглядов, аргументировать необходимость восстановления монархии в стране, раскрыть концепцию монархического мироустройства после десятилетий большевизма.