Книга Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман

И этот момент наступил.

– Никогда еще я так остро не чувствовал, что Провидение на моей стороне, – в самом деле, чудо, свершившееся несколько часов назад, как никогда убедило меня, что я предназначен самой судьбой для великих свершений и что я приведу немецкий народ к величайшей победе в истории. И я уничтожу всех этих тварей, ставших сегодня на моем пути. Изменники, проникшие в самое сердце своей нации, заслуживают самой позорной смерти – и они ее найдут! Я обрушу возмездие – неотвратимое возмездие – на всех, кто участвовал в этом заговоре, и на их семьи, если они им помогали. Я искореню весь их змеиный род раз и навсегда! Истреблю, да, истреблю их…

Но вот фурии Третьего рейха, шелестя крыльями, покинули тесную и душную комнату. Видение мести растаяло, и Гитлер застыл, неподвижно глядя вдаль. Лицо его еще больше побледнело, а взор потух.

Безошибочным инстинктом своей расы дуче почувствовал, что настал момент захватить инициативу и спасти положение. Он положил руку на плечо Гитлера и заглянул в его глаза с мягкой, располагающей улыбкой, и тот резко пробудился от своей задумчивости. Кто-то открыл дверь наружу. Дождь прекратился, и Гитлер велел мне послать за плащом дуче. Я, должно быть, выглядел удивленным, потому что он объяснил, что к вечеру обычно начинает дуть свежий восточный ветер. Дуче привык к мягкому климату, и Гитлеру не хотелось, чтобы он схватил простуду. Я послал кого-то за плащом, соображая про себя, что простуда для Муссолини – да и для всех нас тоже – сейчас наименьшее из всех зол.

Я вручил дуче его простой серо-зеленый армейский плащ и был награжден удивленным взглядом. Когда же я перевел заботливые замечания хозяина, последовал гордый ответ в стиле Цезаря: «Caro Dollman, un Duce in un momento come questo non prende un ruffreddore!» («Дорогой Доллман, в такие моменты дуче не схватит простуду!») – но плащ он тем не менее надел.

Вечерело. Мы узнали, что из Берлина в сильном волнении позвонил Геббельс и сообщил, что ситуация достигла критической точки. Мы нервно шагали взад-вперед перед домом, где еще недавно пили чай. Я не понимал, почему мы не уезжаем, но предполагал, что для этого должна быть веская причина. Возможно, мы и не вольны были уехать…

Ближе к вечеру, после того как еще раз позвонил Геббельс, напряжение спало. Гитлер сделал дуче знак подойти поближе. Обменявшись с Геббельсом несколькими словами, фюрер обратился по телефону к командиру гвардейского батальона «Гроссдойчланд», который находился в кабинете министра пропаганды и которому заговорщики фактически поручили его арестовать.

– Майор Ремер, вы узнаете мой голос?

– Да, мой фюрер.

– Я остался невредимым. Вы поступаете в мое непосредственное подчинение до тех пор, пока рейхсфюрер СС не прибудет в Берлин, чтобы вступить в должность главнокомандующего Резервной армией. До тех пор ваша задача заключается в том, чтобы подавлять любое сопротивление любой ценой и любыми средствами!

– Слушаюсь, мой фюрер.

Итак, жребий брошен. Исторический телефонный разговор поставил последнюю точку в событиях 20 июля 1944 года, и мы могли уезжать.

Адольф Гитлер сопровождал нас до станции Гёрлиц. Один бледный и стареющий мужчина в еще ниже надвинутой на лоб фуражке протянул свою левую руку другому бледному и стареющему мужчине. Два таких непохожих человека еще раз взглянули друг другу в глаза, как в дни их былой славы, но не было света в этих глазах, как будто они понимали, что это их последняя встреча.

Вернувшись в свой специальный поезд, Муссолини, как обычно учтиво, поблагодарил меня за помощь и добавил:

– Не важно, что будет после путча, главное, чтобы он удался.

Я хотел было ответить: «Ваше превосходительство, какая жалость, что путч 25 июля 1943 года, стоивший вам свободы и провозгласивший конец фашизма, удался на славу!»

Но вместо этого я сохранял вежливое молчание под перестук колес, несущих нас через полуразрушенную Германию назад к идиллическим берегам озера Гарда.

После «Волчьего логова», где произошла драматическая репетиция конца света для Германии, озеро Гарда напоминало елисейские поля. Его восхитительные берега окаймляли кипарисовые рощи и цитрусовые сады, а белоснежные виллы окружали сказочные цветущие изгороди. В этих виллах обосновались члены правительства Республики Сало и их германские покровители. В качестве главы государства Бенито Муссолини занимал похожую на замок виллу в Гарньяно, принадлежавшую владельцу миланских заводов Фельтринелли. Мой старый друг Буффарини-Гвиди, нынешний министр внутренних дел, жил в Мадерно, а генерал Вольф обосновался в Фасано. Первостепенной задачей Вольфа после прибытия дуче – задачей явно невоенного характера – было: во-первых, обеспечить его личную безопасность, а во-вторых, как можно быстрее восстановить его здоровье для передачи в руки Клары Петаччи, его любовницы из Рима. Муссолини четко дал понять своему шефу безопасности, что без нее он не может ни жить, ни управлять. Синьорина, естественно, тоже поселилась на вилле, на берегу озера Гарда. Это далеко не скромное жилище носило поэтическое название «Фьордализа», но местные жители окрестили ее Villa dei Morti (вилла Смерти), поскольку ее обитателей почти никогда не было видно. К синьорине и ее вилле тоже была приставлена эсэсовская охрана, и, понятно, существовала конкуренция за право нести там службу.

Все шло хорошо, покуда не вспыхнула война между двумя повелительницами сердца Муссолини. Сам Шиллер позеленел бы от зависти, если бы стал свидетелем конфликта, по сравнению с которым борьба Елизаветы с Марией Стюарт была просто детской забавой.

После драматических событий в Германии скандал на Фьордализе напомнил мне сцену из оперы-буфф, скажем «Тайного брака» Чиморозы. Если не считать Муссолини, то я, полагаю, был первым, кто получил истинное и красочное описание этого скандала сразу же после падения занавеса в последнем акте.

Буффарини часто приглашал меня в правительственный гостевой дом в Мадерно на берегу озера. На этот раз я целых три часа впустую ждал, когда же появится этот толстенький министр. Тяжело дыша, взъерошенный и вспотевший, он вбежал в комнату и со стоном повалился на диван, но сначала, к моему удивлению, отбросил в сторону что-то подозрительно похожее на револьвер. Затем он простонал:

– Ох уж эти женщины, женщины!

К еще большему моему удивлению, упомянутыми женщинами оказались донна Ракеле Муссолини и синьорина Клара Петаччи.

Прошло какое-то время, прежде чем он пришел в себя и смог поведать мне эту историю. И хотя он не считал ее такой смешной, как я, мой смех его не обидел. Постепенно я понял, что произошло. Еще в Риме я знал, что мой друг и последователь Макиавелли годами вынужден был проявлять чудеса ловкости, чтобы удерживать при себе обеих высокопоставленных дам, не потеряв доверия одной и благосклонности другой. Однако все поводья когда-нибудь лопаются, и настал момент, когда ему пришлось несладко.

Хотя о любовной связи Кларетты и Бенито – которого она называла «мой Бен» – было уже давно известно не только и Риме, но и по всей Италии, донна Ракеле, верная хранительница сердца и домашнего очага Муссолини, предпочитала не знать об этом до ареста своего мужа роковой ночью с 25 на 26 июля 1943 года. Хотя в это и трудно было поверить, я бы не посмел сомневаться в слове женщины, которую всегда считал на голову выше всех породистых кобылиц из стойла ее зятя. Как бы то ни было, но ежедневные визиты ее мужа на Villa dei Morti вконец истощили ее терпение. Более того, она боялась, что клан Петаччи принесет много горя ее семье и всей Республике. Этот клан, по слухам, был замешан во всех темных финансовых и политических махинациях. Короче говоря, в один жаркий и грозовой августовский вечер, вскоре после возвращения Муссолини из «Волчьего логова», она удивила своего мужа заявлением о том, что намерена навестить его любовницу. Бенито, чье пребывание на озере Гарда научило его христианской добродетели терпимости, пожал плечами и сказал: «Если это тебе нужно, то иди». Вдохновленная этим напутствием, гордая римлянка, которая, как и ее муж, родилась в той же северо-итальянской провинции, где жили люди с горячей кровью, решила призвать в свидетели своего акта возмездия Буффарини.