Книга Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935-1945 - Карл Дениц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мой фюрер, – сухо ответил я, – наши подлодки ведут войну против великих морских держав. Если, как и англичане в Дарданеллах, они не встретят противодействия со стороны противолодочных сил, уверяю вас, их успехи будут по крайней мере не меньше. В Гибралтаре находятся наши лучшие асы. Поверьте мне на слово, они лучше англичан!
После столь высокопарной отповеди наступило гробовое молчание. Гитлер сильно покраснел, а через несколько секунд повернулся к генералу Йодлю и совершенно спокойным голосом сказал:
– Продолжайте, пожалуйста.
Меня очень разозлила бестактная реплика Гитлера. Чтобы восстановить присутствие духа, я потихоньку выбрался из толпы и отошел к окну. Когда совещание закончилось, я стоял в стороне. Гитлер сам подошел ко мне и самым дружелюбным тоном поинтересовался, не соглашусь ли я позавтракать с ним. Я принял приглашение. Он сухо простился с Герингом, Кейтелем и Йодлем, после чего мы остались вдвоем.
Я так подробно описываю этот на первый взгляд незначительный случай, потому что он имел далеко идущие последствия. С тех самых пор Гитлер избегал вмешиваться в дела флота. Очевидно, он убедился, что я делаю все возможное, и положился на меня. Когда другие высокопоставленные лица приходили к нему с жалобами или предложениями, касающимися флота, он неизменно отвечал: «Гросс-адмирал Дёниц сделает то, что необходимо».
Тот факт, что между нами сложились неплохие отношения, во многом облегчил мое положение, но имел и отрицательные стороны.
Геринг очень любил критиковать армию и флот в присутствии Гитлера. Эта привычка очень не нравилась Редеру. Когда он последний раз уходил от Гитлера, уже оставив свой пост, он не удержался и попросил: «Пожалуйста, защитите флот и моего преемника от Геринга!»
Я хорошо понимал тактику Геринга, заключавшуюся в том, чтобы первому доложить, пусть неточные и непроверенные, сведения о неудачах других родов войск (кроме авиации, конечно). В результате столкновения между нами были отнюдь не редкими. Самое серьезное из них, зато ставшее последним, произошло на совещании, где Геринг объявил о тяжелых потерях подводного флота во время воздушного налета союзников на порты Английского канала. В потерях, по его утверждению, был виноват только флот, поскольку не были приняты меры по рассредоточению и маскировке лодок.
«Я не желаю терпеть вашу критику в адрес флота, господин рейхсмаршал, – мягко ответил я, – вы бы лучше занялись своей авиацией, уверяю вас, там достаточно дел, требующих вашего внимания».
Наступившее после этого долгое молчание было прервано Гитлером, который спокойно предложил офицеру, доклад которого оказался прерванным, продолжать. А после окончания совещания фюрер попрощался с Герингом, а мне снова предложил остаться с ним на завтрак.
После этого случая Геринг прекратил нападки на флот. Он явно стремился «закопать топор войны», поскольку спустя несколько дней, к своему немалому удивлению, я получил от него нагрудный знак люфтваффе с бриллиантами. Признаюсь, я не смог себя заставить должным образом ответить на сей великодушный жест.
В отношениях с Гитлером я продолжал придерживаться принципов честности и откровенности, и это приносило хорошие плоды. Неоднократно мне приходилось заявлять: «Этого я, как главнокомандующий ВМС, делать не буду!»
Приказ Гитлера о том, что случаи подстрекательства к мятежу и антиправительственной агитации должны относиться к юрисдикции народного суда, не применялся к флоту из-за моего категорического отказа его принять. Только благодаря моему активному протесту появившиеся в 1944 году «руководящие офицеры – национал-социалисты», прикрепленные ко всем подразделениям вооруженных сил, никоим образом не вмешивались в действия морских офицеров.
После 20 июля периодические приглашения Гитлера разделить с ним трапезу полностью прекратились. Я видел его только при большом скоплении народа и ни разу не имел возможности поговорить с глазу на глаз. Но по отношению ко мне он остался вежлив и корректен, как и раньше.
Поскольку мне повезло завоевать доверие Гитлера в служебных делах, я смог получить солидную поддержку в удовлетворении потребностей флота. Мы получили все необходимое оружие, и это в то время, когда воздушные налеты союзников значительно ослабили военную промышленность Германии. Я подробнее расскажу об этом позже.
В принципе Гитлер ограничивал беседы с каждым из нас сферами деятельности, в которых мы являлись профессионалами и могли высказать обоснованное мнение. Он ни разу не задал мне ни одного вопроса, не относящегося к флоту. И конечно, он никогда не просил у меня совета по делам, не связанным с моими служебными интересами.
Я тоже считал командование военно-морскими силами своим единственным, священным долгом. Забивать голову деятельностью других подразделений вооруженных сил или же вопросами политического руководства страной я считал для себя невозможным. Лишь изредка, когда мне не хватало информации для принятия решения, приходилось вникать в совершенно не интересующие меня проблемы. За исключением крайне редких случаев, беседуя с Гитлером, я никогда не вмешивался в дискуссии, выходящие за пределы моей профессиональной компетенции. Даже если я осмеливался выдвинуть какое-то предложение, Гитлер моментально доказывал мою несостоятельность, вызванную недостатком знаний по рассматриваемому вопросу. Это было справедливо, и я никогда не возражал и не обижался.
Я занимался своим делом, но вместе с тем старался не упускать из виду военную ситуацию в целом. Для этого приходилось регулярно посещать совещания в ставке фюрера.
В Нюрнберге я был признан виновным, помимо всего прочего, еще и потому, что «во время войны участвовал в 120 совещаниях с Гитлером по вопросам, касающимся ВМС».
Быть может, мне кто-то объяснит, каким образом главнокомандующий военно-морскими силами страны, подчиненный непосредственно главе государства, мог выполнять свои обязанности иначе?
Назначение адмирала Хортона. – Я продолжаю подводную войну. – Сражение с конвоем. – Потери обеих сторон. – Слабость воздушной разведки. – Другие сражения с конвоями. – 19 марта. – Пик нашего успеха. – Усиление эскортных групп. – «Группы поддержки». – Важность радара. – Нехватка субмарин. – Ненастная погода. – Ухудшение наших результатов, рост потерь подводных лодок
В декабре 1942 года в эксплуатацию были введены очередные новые подводные лодки, и по состоянию на 1 января 1943 года численность подводного флота была следующей: в Атлантике – 164, в Средиземноморье – 24, в Арктике – 21, на Черном море – 3.
Об отправке подводных лодок на Черное море я расскажу в следующей главе.
В декабре среднесуточное число подводных лодок в Атлантике достигло 98. Из них 39 находились в оперативных зонах, а 59 – на переходе к ним или обратно. В ноябре, который был самым результативным месяцем 1942 года, количество потопленного тоннажа, приходящееся на каждую подлодку в сутки в море, составило 220 тонн, а в октябре 1940 года – 920 тонн. Сравнение ясно показывает, насколько усовершенствовалась противолодочная оборона двух ведущих морских держав. Собственно говоря, по истечении трех лет войны ничего другого и нельзя было ожидать. Рано или поздно это должно было случиться, именно поэтому командование подводного флота все эти годы постоянно настаивало на увеличении объема строительства подводных лодок. Теперь, чтобы достичь результатов, сравнимых с первым годом войны, требовалось примерно в три раза больше подводных лодок. Из-за острой нехватки сырья и рабочей силы увеличить число строящихся подлодок или хотя бы ускорить их постройку было невозможно, оставалось только с максимальной эффективностью использовать имеющиеся в нашем распоряжении силы.