Книга Жандарм. На пороге двадцатого века - Андрей Саликов

– …В конце концов, всё не так и плохо. – Отхлебнув зелёного чая, присланного оказией Митрохиным, Дроздов с интересом посмотрел на новенького. Хотя последнее к Тимофею Силину не относилось.

– По их понятиям, – осторожно начал толмач, – вы потеряли лицо. – И пояснил: – Даже те, кто ниже вас по положению, насмехались над вами. Потому староста не счёл вас серьёзным человеком, угроз которого можно опасаться.

– Замечательно! Скажи, а как прореагируют остальные на демонстративное уничтожение этого клана?

Силин, не ожидавший такого от офицера, задумался.

– Как я понимаю, аресты, произведённые до Водяги, воспринимаются через призму полковника Силуянова?

– Э-э-э, – замешкался Тимофей, но, увидев насмешливое выражение в глазах унтера, быстро нашёлся: – Да, в глазах этого китайца ваше лицо спасал непосредственный начальник, это не добавляет вам веса, кстати, в глазах местного населения. А вот уничтожение столь почтенного семейства создаёт весьма неоднозначную ситуацию. А почему именно он? – Этот вопрос мучил толмача. Он не понимал, что послужило причиной столь жёсткой реакции.

– Ну что же, – подытожил Дроздов. – Будем ситуацию создавать и умывать лицо, или мыть. – Вот только выражение лица могло соперничать с взглядом василиска. – Это по первой части, а по второй… кровь на нём. Русская кровь. Доказать ничего нельзя, и любой законник его оправдает, – ощерился Владимир. – Его люди страшно казнили рабочих из партии Верховского. Да, этот старый хрен был тут, но без его дозволения желтомордые макаки не посмели причинить пленным вред. Заодно и тылы почистим. Или кто сомневается, что при всей нелюбви к японцам сей божий одуванчик станет нам помогать? Он ведь из Тяньцзиня. – Прошедшие вместе с ним бои в этом городе жандармы иллюзий относительно националистов не питали. Силин же решил не встревать, хотя и он сомневался в искренней поддержке русских местным населением. – Тогда как там, у древних персов? – Злая ухмылка исказила его лицо. – И весь народ видел…

Арестовать Хо оказалось на редкость просто, тот, по милому обычаю, получив денег у купца из Маньчжурии, не спешил их отдавать. А поскольку тот был ещё и христианином… Вот только привычка вести дела с соотечественниками согласно старине и погубила матёрого «контрабаса». Купец просто написал жалобу на имя Казаркина, а тот, соответственно, строго по уложению переправил его Митрохину, который перенаправил его Ершову, а последний отправил отделение арестовать злостного неплательщика. К старшему унтеру добавили два отделения из китайцев в качестве усиления. Прибытие дополнительных сил никого не всполошило, что было на руку Дроздову. Естественно, всё это было проделано заранее, хотя Владимир и опасался того, что Хо попросту сбежит, однако обошлось. Потому ворвавшихся в дом людей в жандармской форме он воспринял как досадное недоразумение. Те, не церемонясь, начали сгонять всех обитателей во двор, при малейшем сопротивлении пуская в ход приклады. Так старший приказчик Вен, попробовавший что-то сказать, получил чувствительный тычок стволом в живот, упал на землю и хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Лишь когда к русским присоединились «маньчжуры», крепко вязавшие всех бывших в доме, не делая различий, кто конкретно перед ними, он заволновался. Вошедший офицер мало напоминал того приказчика, с которым Хо разговаривал три дня назад. Смотревший на всех как на пустое место, он небрежно отослал униженно склонившегося перед ним Чана, всегда рассудительного и осторожного старшину шампунщиков, и звериным чутьём понял, что живым ему не уйти. Завыв, он… Стоявший в расслабленной позе русский как-то перетёк, словно капелька ртути, к попытавшемуся прыгнуть вперёд Хо и ловко погрузил того в глубокий сон прикладом карабина. К упавшему патриарху метнулся второй стрелок, и, подхватив обмякшее тело, он вместе с первым уволокли его на улицу…

Петербург. 1901 год

Сидящая напротив меня девица изо всех сил старалась показать себя умудрённой матроной, но вот пару раз проскочившие в её глазах тоска и испуг вкупе с непониманием, что делать дальше, ставили всё на свои места. Старого князя всё же доконал зятёк: в результате очередного скандала он слёг, и доктора, словно древние шаманы, разводят руками и в очень осторожных выражениях выражают надежду на благоприятный исход.

Может, Маша и не стала бы обращаться ко мне, но мать, которую она любила и которая могла поддержать и помочь ей, сейчас лечилась (точнее, умирала) на водах, отец особо дочерью не интересовался, зато очень любил деньги. Тут и родня нарисовалась, хрен сотрёшь, и каждый норовил урвать свою долю от вложенных стариком средств. Да и компаньоны старика начали делать кое-какие намёки о перераспределении, так сказать, числа участников. Не все, конечно, но тот знатный господин мог доставить весьма существенные неприятности. Принадлежа к клану Трубецких, он, согласно агентурным сведениям, был навязан Черкасскому, и тот лишь взял, как говорится, под козырёк. Но меня этот тип совершенно не устраивал, хотя приказы, исходящие от Старых родов, требовали поставить его во главе Петербургской механической фабрики, как теперь стала называться бывшая мастерская корпуса. О выпуске акций и прочей дребедени, с помощью которой они собирались прибрать к рукам столь жирный кусок, я уже и не говорю. Конечно, мне, вне всякого сомнения, помогла бы императрица, обратись я к ней, но вот сохранил бы я сейчас своё положение? До сих пор у меня получалось осаживать таких пройдох, не используя связи. Не сомневаюсь, что Старая знать решила выпустить вперёд этого индивида, дабы попытаться скомпрометировать меня. Опыт интриг у представителей семейств накоплен за сотни лет колоссальный, за мной же знание последствий для страны, если эта камарилья победит. Это как в стае волков: только оступись – разорвут. А потому стимул уцелеть у меня превосходный.

– Тебе, – выкать я принципиально не стал, тут уж психология, – предлагали замуж там выйти? Или передать активы в надёжные мужские руки?

– Было второе: Трубецкой, жаба, припёрся, – усмехнулась она. – И даже этикет болтовни не стал соблюдать. Мол, дедушка недееспособный, мама далеко, вот он по старой дружбе с родителем и готов помочь бедной девочке. – Зная, как она относится к самым дорогим для неё людям, мне невольно стало завидно. Похоже, выдержка у неё железобетонная.

– Ушёл сей господин на своих ногах?

– Сам, гнида, – прошипела она, став похожа на рассерженную рысь. – Хотя хотелось прогнать его раз пять сквозь строй.

– Как дед?

– Встанет, но время…

– Тэкс… – протянул я. Ежу понятно, что эти ханыги стараются захватить фабрику ДО выздоровления князя. А там или распродадут, или с помощью фокусов с ценными бумагами юридически переведут всю собственность на себя. И что удивительно, его, Дроздова, совершенно не принимают в счёт. Словно он пустое место, а это наводит на нехорошие размышления. Пока туч над собой я не замечал, но это не значит, что их нет. – Идеи?

– Есть. – От её улыбочки вполне можно получить инфаркт неподготовленному человеку. – Вы осведомлены, что его величество собирается внести ряд поправок в закон о «кухаркиных детях»?