Книга Магам можно все - Марина и Сергей Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я рванул удерживающие меня невидимые путы; с потолка белой дрожжевой массой опустилось заклинание-паралич, такое мощное, что у меня в первый миг омертвели веки и онемела гортань. Я чуть не захлебнулся.
Мне представилось, как белая мышь с маленькими игрушечными крыльями парит над городом, и хвост ее свисает бесконечным древесным стволом. Эту женщину я отбивал от грабителей… Защищал от нахального бастарда…
Я горестно ухмыльнулся.
— Прости меня, Хорт. Я не хотела бы ограничивать твою свободу… Мне надо было дождаться окончания срока действия Кары. Зачем ты догадался? Зачем раньше времени раскрыл мою тайну?
Я молчал.
— Но получилось так, как получилось, ты уж извини… Посмотри на эти камни. Ты можешь выбрать любой. Здесь имеются откровенно ненужные вещи, но вот этот, например, сердолик — умение радоваться жизни. Среди людей разумных встречается редко, и тем более ценен. Как?
Я молчал. Она похитила и препарировала Горофа! Марта зи Горофа, по силе равного мне, а может быть, даже слегка меня превосходящего. Значит, и со мной она может сделать что угодно, назначенная магиня, мышка-переросток…
— …Вот умение не вспоминать о плохом. А вот… Вот это я настоятельно рекомендую тебе, Хорт. Это способность любить женщину. У тебя никогда не было — и без моей помощи не будет! — такой способности.
— Понимаю ваше желание уязвить меня, — сказал я хрипло. — Но я прекрасно умею любить… конечно, не тебя, стерва.
Я ждал, что она рассмеется, или фыркнет, или еще как-нибудь унизит меня — но она отозвалась на удивление серьезно:
— Нет, Хорт. Если бы вы умели любить… Сегодняшнее утро было бы совсем другим. Оно было бы счастливым, сегодняшнее утро. Вам никогда бы не пришло в голову сопоставить информацию сабаи, слова Горофа о «куклах», некоторые особенности наших отношений… и заниматься этим именно сейчас. Если бы вы умели любить, Хорт, то ехали бы сейчас домой вместе с Орой Шантальей. Смотрели бы в окно кареты, дышали дорожным ветром, строили бы планы на будущее…
Мне показалось, что в голосе ее промелькнула даже горечь.
— Да, Хорт. Любовь предполагает немножко глупости. Наивности. Доверия… Тот, кто начинает, подобно вам, докапываться до сути — не умеет любить. Это испытание вы провалили с треском.
На ладони ее лежал красный с желтоватым отливом камень. Смотрел в потолок широко раскрытыми неподвижными глазами.
— А человек, из которого вы извлекли способность любить, — я изо всех сил тянул время, — что с ним стало?
Она пожала плечами:
— Жизнь его не изменилась ни капельки.
— Зачем же вы предлагаете мне вещь, по всей видимости бесполезную?
— Но тот человек был глупый подмастерье, — сказала она с ноткой раздражения. — Способность любить слишком ценна, чтобы доставаться кому попало…
И снова мне померещилась горечь в ее словах.
— Как мне вас называть? — спросил я после паузы.
— Что?
— «Ора» — кукольное, вымышленное имя, не так ли?
— Да, — призналась она с неохотой. И добавила, помолчав: — Воистину злой рок… Сочетание двух маловероятных событий: настоящая Ора Шанталья, реальная женщина, умерла, в то время как вы владели сабаей… Говорят, сабая любит красиво представлять своим хозяевам наиболее эффектную информацию.
— Так как же мне вас называть?
— Орой. Та, что перед вами, уже свыклась с этим именем.
— А как зовут ту, которую я не вижу? Которая кукловод?
— Не важно… Я понимаю, Хорт, вы уязвлены. Ради спокойствия вашего подчеркну еще раз: я назначенный маг, но очень, очень древний. Мне почти миллион лет… — она как-то скверно усмехнулась. — Поэтому потерпеть поражение в поединке со мной — не позор. Уверяю вас.
Поединка еще не было, подумал я. Были увертки и броски исподтишка, да и то я не проиграл еще окончательно.
— Вы смотрите на меня, Хорт, и думаете — ничего, я как-нибудь выкручусь, я одолею эту самоуверенную бабу… А рассказать вам, что у вас внутри?
— Кишки, — сказал я, преодолевая невольную дрожь. — Сердце, селезенка, больная печень…
— У вас внутри — огромный, мрачный, окованный железом дом. Много комнат, но все тесные; много обитателей, не все ладят друг с другом… Главный в вашем доме — строгий старичок, похожий на аптекаря. Вы ни шагу не сделаете без согласования с ним; он взвешивает на аптечных весах все ваши предполагаемые поступки… Если выселить из вашего «дома» этого педантичного старичка, случится то же самое, что случилось с беднягой Ятером. Не бледнейте, я не собираюсь столь жестоко с вами поступать, я не желаю вам зла… Итак, старичок считает и взвешивает, отбор его суров и прост одновременно: какую пользу принесет данный поступок представлению Хорта зи Табора о собственной персоне? Достаточно ли подпитает самолюбие? Поможет ли утвердиться? Вы ведь ни разу в жизни не сделали ничего бесполезного для себя. Даже удивительно, как вам это удалось…
— Вранье, — сказал я после паузы. — Да хотя бы… Это такая чушь, которую и опровергать-то унизительно! Это…
И вспомнил грабителей, от которых эта чудовищная дама отбивалась слабенькими ручными молниями. Значит, то была ловушка, меня заманили в спасители, чтобы сойтись поближе.
— Да, Хорт. Но неужели вы думаете, что там, в подворотне, марали руки ради меня? Нет, вы действовали ради собственного представления о благородстве… Тем более что риска не было никакого. Четверо глупых грабителей против внестепенного мага — смешно… А руки и вымыть можно, правда?
Я понял, что уязвлен.
Собственно, не все ли мне равно, о чем болтает белобрысая кукла, управляемая древним чудовищем? Уродливым, между прочим, настолько, что даже стесняется показаться… Не все ли равно, какого она мнения о моей персоне?
И тем не менее я ощущал себя уязвленным, и осознание этого было столь обидным, что силы мои удвоились.
— Вы пустились в это расследование, вы влипли в историю с камушками вовсе не потому, что вам жаль было старика Ятера, — продолжала лже-Ора. — И вовсе не потому, что ощущали обязательства перед его сыном. Вами двигало честолюбие: приспичило покарать мага, и мага крупного, а если повезет — великого… Радуйтесь, Хорт. Вам повезло.
Я скрипел зубами; заклинание-паралич было уже наполовину нейтрализовано моими усилиями. Еще немного — и я вырвусь…
Глиняный болван лежал на столе перед сидящей женщиной. Между двух ее ладоней.
— …Любопытно было наблюдать, что происходило в вашем «доме» после нежданного выигрыша. Роль вершителя судеб пришлась по нраву всем вашим «жильцам»… в особенности аптекарю. Внутреннее зеркало, в которое вы и без того смотрелись, не переставая, отразило теперь картину такую лестную и столь дорогою вашему сердцу, что, даже совершая откровенно низкие поступки, вы не переставали ощущать себя героем… Нет, я, пожалуй, сделала глупость, предложив вам в качестве подарка умение любить. Оно вам действительно ни к чему.