Книга История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Вмешательство со стороны Коша в дело пограничного размежевания не было вмешательством с его стороны в неподлежащее ему дело: вопрос шел о южной границе владений Запорожья, который был поставлен, с точки зрения запорожцев, вопиюще несправедливо и нарушал исконные права и вольности войска. До 1705 года запорожцы считали последним пунктом своих владений на юго-востоке городище Старого Очакова у правого берега реки Буга и левого берега Днепровского лимана, где урочище Сто Могил[558]. И такая претензия имела свое основание. Дело в том, что с начала XV века, благодаря завоевательным походам литовско-русского короля Витовта, границы Южной Руси далеко раздвинулись к юго-востоку и дошли до берегов Черного меря. Витовт восстановил Канев, основал Черкассы, Кременчук, Мишурин Рог, таможню на острове Тавани, крепость Дашов (Очаков) и гавань в стоянке Хаджи-бей, теперешней Одессе[559].

Но сила была не на стороне запорожцев, и они в конце концов принуждены были смириться и замолчать. Каково было действительное в это время настроение войска – это можно видеть из отповеди кошевого Гордиенка гетману Мазепе, писанной сентября 16-го дня и посланной им в Батурин. В этой отповеди запорожцы и их кошевой то высказывают благодарность царю и гетману за оказанное им внимание присылкой денежного жалованья, то подбирают самые ядовитые выражения для того, чтобы показать, чего в действительности стоят те царские подарки, то, наконец, упрекают царя и гетмана за недосылку давно следуемой войску пороховой и денежной дачи.

«Мы, войско запорожское, отпускаючи от нас из Коша присланного дворянина царского величества Петра Базлова, який был з монаршим его милостивым жалованьем, в свой ему путь, вручили до рук его нашу войсковую челом битную благодарственную до царского величества грамоту, в якой, ведомо велможности вашой чиним, отдали по силе нашой царскому величеству за премилостивое обослане жалованя з обовязаньем самих нас впредь ему, великому государю, быти в щирой зичливости и до вшелякой службы готовности, и иши нам потребние пункта, в той же выразили челомбитной, о которих велможности вашей ведомо да будет, иж мы, кошовий зо всим началом и зо всеми атаманы куренними в сей присланной царского величества казне такие приняли соболе, яких от веку на Кош грубыих не присылано: не соболе, але голые шкурки, а еще и тим огонки и лапки передние поурезовани, прето писали до царского величества о его монарший указ упрошаючи, дабы повелел болш таких подлих соболей, так теж и обрезовании, не присылати бо и… мовати впредь не обецуемся. Еще теж и о том царскому величеству прикладали, иж в першой нашой грамотке, якую чрез полковника нашего Григория, которий простовал в тот час по монаршее жалованье, препосилали до царского величества, виражали, просячи о присылок дворочной пороховой, свинцовой казны, яких роков нам не доходили, теди при повороте полковника нашего теперь з столице неякой нам не словесной, а не грамотной не было отповеди и по прошению нашему не учинено. Еднак же за другое пишучи до царского величества просили, абы не презревши просьбой нашею, повелел нас войско свое виш помянутой казной обослати. На якие теди пункта, нам потребние, упрошаем велможнсти вашой, хотете, велможность ваша, свой висоце поважний рейментарский до его царского пресветлого величества причинний заслати лист, абы за преповажною инстанцию велможности вашой и наша царского величества прозба тща не была. Тут же велможности вашой ознаймуем, же мы присланную сумму грошей от умис(л)не посланного Якима Кныша полчварти тисячи сполне приняли до рук наших и, зчитавши их, отложили до скарбници войсковой нашой. Тилкож нам, войску, тие полчварти тисячи барзо зостают в подивлений великом, же прошлого року велможность ваша з прещедрой своей лавки нам рачили прислати пять тисячей, а нынешнего року не зуполную сумму велможность ваша прислали, – тилко полчварти тисячи: знать то неласковое на нас, войско, от велможности вашой является призрение. Зачим велце упрошаем велможности вашей: хотете, велможность ваша, свою всегдашнюю нам явивши милость, прислати и те полтори тисячи до сий наший полчварти, абы была совершенная потак рочному сумма; а поневаж велможность ваша и сим нас з премилостивой своей ласки звиклим нашим изволили обослати датком, теди покорне упрошаем: извольте, велможность ваша, нас, войско, в скором час, не откладаючи до повороту вашего з военного походу, нашим годовим борошенним обослати датком»[560].

Запорожцам приходилось терпеть не только от самого гетмана, но и от разных лиц, ему подведомственных, как, например, от гетманского дозорцы Романа Селезневича, опозорившего двух войсковых посланцев. Эти посланцы, возвращаясь от гетмана, заехали в Переволочну и там были у спасского попа в господе (доме) на прогуляньи. Селезневич, увидя там запорожских посланцев, исполнился такой дерзости, что одного бил по щекам, а другого бесчестил многими «простацкими» названиями, заливал ему очи горилкою и другими напитками. «И то он не посланних наших, але все войско, нас так велце обезчестил, прето мы, войско, соболезнуючи своего безчестья нечиим иным вспартем, тилко велможности вашой укладаемся: хотете, велможность ваша, з Романа, дозорцы переволочанского, учините ему справедливость, иже бы он впредь такого дерзновения и самовольства чрез указ велможности вашой нашим сечовим товариству не важился чинити»[561].

Вследствие всего этого враждебное настроение запорожцев против гетмана Мазепы и москалей все более и более возрастало, и они ждали только случая, чтобы причинить вред своим притеснителям. Но Мазепе доподлинно известно было все, что творилось в Запорожье, через тех тайных шпионов, которые служили ему за деньги. Таков был запорожский войсковой писарь Василь Зеленый. В половине сентября месяца Зеленый прислал тайный лист Мазепе (за подписью П. К. П. В. 3. Н. р. в. л.) и в том письме подробно известил гетмана «о деючихся теперешнего лета поведениях» в Запорожье. Когда в Запорожье донеслась весть о том, что Мазепа вышел в военный поход и находится уже за Киевом, тогда все казаки единодушно решили идти на Украину и перебить там панов с арендаторами, но все это делалось весьма скрытно и речь о том сперва велась по куреням, а потом уже открыто произносилась на майдане; казаки говорили, что лишь только они выйдут из Сечи, как к ним присоединятся все украинские селения, и тогда, за отсутствием гетманских полков, все паны будут перебиты в одну неделю. Решено было сперва идти по соль до Прогноев, а потом, по возвращении из Прогноев, вернуться до Сечи и идти в полки Миргородский и Прилуцкий разбивать селитренные майданы. Но намерение это не было приведено в исполнение, и запорожцы сами своих пограбили на Буге и на Днепре на добычах. К тому же и соль села в Прогноях и «так завзятие их знищилося, еднак на прийдучое лето (они) целе меют под майданы поход мети». Настоящего ж лета случилось такое обстоятельство: какой-то казак Каневского куреня, будучи в Каменном Затоне, напился пьян, упал в городской ров и уснул в нем, где нашли его москали и взяли под караул. После того запорожцы писали о том казаке в Каменный Затон и просили воеводу выпустить его на волю. Но воевода не внял тем просьбам, и тогда запорожская чернь подняла большой бунт и хотела в ночное время огромным скопом сделать нападение на Каменный Затон, словить несколько десятков москалей и решила даже самую крепость разорить до основания. Но к тому не допустили чернь старые казаки и кошевой атаман Гордиенко. Сам кошевой несколько раз объявлял, что если москали будут безвинно брать в тюрьму запорожских товарищей, то он сам о тридцати конях и не ночью, а днем, сколько схочет, столько и «налыгает» москалей до Сечи. Многие из черни имели намерение также броситься на самарскую толщу и разбить там все пасеки, разбивши пасеки, идти под Вольное и под Самарию (то есть Новобогородицк) и захватить там череду (стадо коров) и стада коней. «За харцизами, албо коноводами, барзо кошевий руку держит и покривает их (ежели будет вашей велможности потребно, всех по имени натерменовати могу), як может; а где якие коне займет которий, он, небы слепий за плот (плетень) держится, все Искрою да миргородским полковником отмагу чинит»[562].