Книга Супердвое: убойный фактор - Михаил Ишков

Это раздражение и потеря бдительности сделали свое дело – он отвлекся, упустил обстановку из вида. Когда взялся за ручку двери, я выстрелил. Полицейский медленно сполз на пол.

На лице лейтенантика обозначился нескрываемый ужас. Он начал судорожно хвататься за кобуру, а кобуры-то на нем и не было. Профессор вскочил, лицо у него невероятно вытянулось, и я предложил нобелевскому лауреату:

– Отвернитесь, профессор, – и прострелил лейтенанту голову.

– Что вы делаете, Шеель? – воскликнул профессор.

– Расчищаю путь к свободе.

– Такими методами?!

– Лягте, профессор!! Лягте на пол! – и подтолкнул дулом нобелевского лауреата.

Бор по-датски дисциплинированно подчинился.

К счастью, эта предосторожность не понадобилась. С улицы вошел Хенрик и, вытирая окровавленный нож, доложил:

– Готов!

Увидев лежащего Бора, он спросил, почему профессор на полу.

– Потому что могла начаться пальба, – объяснил я.

– О да! – согласился датский вояка и предложил Бору встать. – Опасность миновала, господин профессор.

Его спокойствие, как и спокойствие Бора, были по-датски неподражаемы.

Мы перетащили трупы на берег моря, один из подпольщиков тщательно вымыл пол и устранил следы крови.

Скоро к берегу подошла моторная лодка. Мы с Бором устроились на носу, двое подпольщиков погрузили трупы. Избавились от них далеко в море.

По пути я рассказал профессору, как в оккупированной Калуге вешали партизан, а также тех, кто посмел бросать на немцев косые взгляды. Среди них были две женщины, пятнадцатилетний парнишка и двоюродный брат Петьки Заслонова, организатор подпольной ячейки «За Родину!» Имен я не называл.

Бор внимательно выслушал меня и согласился.

– Я понимаю вас, молодой человек. К сожалению, этот факт только подтверждает, что в окружающем нас макромире катастрофически не хватает согласия.

– …самые невероятные приключения ожидали меня в Швеции.

В Стокгольме Бор развил невероятную активность, я едва поспевал за ним. Профессор принуждал шведские власти обратиться в Берлин с демаршем – подданные соседнего дружественного государства, прибывающие с противоположного берега пролива, имеют право на дипломатическую защиту! Статс-секретарь шведского правительства заверил, что такой демарш уже был предпринят, и ответ из Берлина оказался успокоительным.

Правда, статс-секретарь Германии не верил. Бор тоже.

Затем профессор добился аудиенции у короля и попросил приказать шведской пограничной службе не выспрашивать у беженцев, как, откуда и с чьею помощью они пересекли пролив. Имена спасителей и маршруты должны оставаться тайной.

Король согласился.

На следующую ночь через пролив в нейтральную Швецию хлынула толпа беженцев. Всего было спасено около семи тысяч человек. Четыре сотни решили не трогаться с места. Они поплатились за упрямство – их собрали на сборных пунктах и отправили в Терезиенштадт. Правда, там условия их содержания значительно отличались от тех, которые достались на долю тех несчастных, доставляемых с востока Европы, и, прежде всего, из Польши и Советского Союза. Этих поголовно отправляли в Освенцим».

– …среди спасенных были члены семьи самого Бора. Внучку Анну доставила бабушка Ханни в базарной кошелке жены шведского дипломата.

– …он многого добился, пацифист. Неделю я и двое моих товарищей с датской стороны были рядом. Авторитет Бора был настолько весом, что, указывая на нас и сообщая – «эти люди со мной», никто вслух ни разу не поинтересовался, кто мы и что делаем рядом с профессором.

Охрана была необходима. В ту пору Стокгольм буквально кишел немецкими шпионами. Только по официальным данным, персонал германского посольства превышал несколько сот человек. Не исключалась возможность покушения на жизнь Бора. Я предупредил профессора, чтобы, разговаривая по телефону, он назывался вымышленным именем, однако, когда ему самому случалось снимать трубку, он обычно произносил: «Говорит Бор…», чем каждый раз вызывал искреннее недоумение Хенрика.

За эти несколько дней я всего на несколько часов сумел отлучиться по известному только мне адресу. Резидент НКВД, узнав, что ему предстоит обеспечить вывоз Бора в СССР, выразился кратко, но емко. Я от себя отбил шифртелеграмму, что безопасность объекта обеспечена, вывезти его по указанному адресу нет никакой возможности. В случае опасности готов позволить профессору погостить у друзей.

– …ответа не дождался, по-видимому, Трущев в Москве тоже не дремал. Это развязывало мне руки…

* * *

Час был поздний, обслуживающий персонал начал собирать скатерти, Анатолий Константинович откровенно зевнул, но я прощаться не собирался. Опыт подсказывал: если герой разговорился, надо дать ему выговориться до конца, иначе никакого романа не будет.

– В середине октября, – продолжил Закруткин, – сэр Уолсингхэм переправил Бора и его сына Оге в Англию на «москито»[73]. Присутствующий при посадке некий штатский джентльмен, представившийся мистером Тэбболтом, предложил мне тот же маршрут.

Я пожал плечами и ответил:

– Мне в другую сторону.

– Это неблизкий и опасный путь, мистер Владимиро-Суздальский.

Услышав эту странную фамилию, я сразу смекнул, что дело нечисто. Потом в Москве Николай Михайлович объяснил, с кем мне пришлось иметь дело. Он много чего объяснил – например, как и когда он познакомился с мистером Тэбболтом.

На вопрос, почему германские власти не сразу разобрались, куда исчез Бор и охранявшие его сотрудники абвера, барон ответил:

– В штабе вермахта царила такая суматоха, что никто не вспомнил – или просто не хотел вспоминать – о Боре. В свою очередь Бест в компании с Дуквицем двое суток пытался сформировать новое марионеточное датское правительство, а до этого момента всякое выступление Бора считалось преждевременным. Исчезновение Бора было обнаружено только вечером третьего дня, когда исход евреев практически был завершен.

– …В результате проведенного расследования была выдвинута предварительная версия – офицер военной разведки и охранявшие Бора сотрудники местной полиции изменили присяге и в компании с «отъявленным пацифистом» дали деру на шведскую сторону. Вернер Бест охотно согласился с таким результатом, ведь исход операции «Июльский снег» добавил ему козырей в игре против Ханнекена. Спокойствие в Дании было сохранено, а каким образом имперский уполномоченный этого добился, никто не собирался спрашивать.