Книга Дети разлуки - Васкин Берберян

Микаэль лежал скорчившись на кровати и плакал.

Роз не могла смотреть на брата в таком состоянии. Она приблизилась к нему, почти опасаясь того, что собиралась сделать, потом обняла его за шею в искреннем душевном порыве. Он не отреагировал, но, к ее удивлению, позволил приласкать себя, как безутешный ребенок.

На следующий день рано утром Роз позвонил Никитин.

– Здравствуйте, госпожа Бедикян, надеюсь, что я вас не побеспокоил, – сказал он вежливо.

– Здравствуйте, – ответил ему неуверенный голос, явно опасавшийся плохих новостей.

– Миссис Бедикян, вчера вечером мне удалось узнать еще кое-что о крушении судна, на котором находился ваш брат.

Молчание.

– Миссис… вы меня слушаете?

– Да, я слушаю.

– Вынужден сообщить вам плохие новости. Я узнал причину, по которой судно затонуло. На «Линке» возник пожар, как только она вышла из Авачинской бухты.

– Пожар?

– Да, но неизвестно, по какой причине. Во всяком случае, тому были свидетели, рыбаки, которые в тот момент находились на рейде и… Миссис?

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Роз ледяным тоном. – Чтобы я собирала чемоданы и возвращалась домой? – И она непроизвольно застучала зубами так, что вынуждена была отодвинуть трубку, чтобы на той стороне провода ее не услышали.

Полковник ответил не сразу. Помолчав, он сказал:

– Отнюдь. Я даже нашел для вас небольшой военный самолет, который за должную плату отвезет вас в Петропавловск. Я просто хотел сказать, что, как вы сами понимаете, шансов найти кого-то, кто выжил, очень мало. Я должен был вас предупредить, даже если бы вас это обескуражило.

– Благодарю вас за беспокойство, – сказала она, чувствуя, как рвота подкатывает к горлу. Нужно было срочно сменить тему, иначе ее стошнило бы. – Скажите, что это за самолет?

– Сначала вы прилетите в Магадан обычным рейсовым самолетом. Там пересядете на военный самолет, который доставит вас в Петропавловск. Отсюда это было бы невозможно, это более четырех тысяч километров.

– А в котором часу рейс на Магадан?

– Вы уверены, что не хотите еще раз все взвесить?

– Прошу вас, в котором часу?

– Есть один в 15.20. Полет длится шесть часов.

– Значит, мы прилетим в 21.30.

Полковник хмыкнул.

– Госпожа Бедикян, Россия – огромная страна, добавьте еще пять часов разницы во времени. Так что в Магадан вы прилетите около двух часов ночи.

– Спасибо, я переговорю с моим братом и дам вам знать.

И Роз повесила трубку в крайнем возбуждении.

– Значит, он разбудил тебя в такое время, чтобы сообщить эту новость?

– Да. – Роз ковырялась в яичнице на своей тарелке. Она решила позавтракать в ресторане гостиницы в компании с Микаэлем, а заодно и поговорить с ним о том, что делать дальше.

– И ты решила лететь в Петропавловск?

– Вот именно.

– И что ты там будешь делать? Спрашивать у старых вонючих рыбаков, при условии, что кто-то из них еще жив, не видели ли они случайно мальчика в акватории бухты сорок лет назад, пока горел корабль, переполненный заключенными?

– Перестань!

– Знаешь что? Я не могу понять, почему ты так упорствуешь. Почему именно сейчас? Почему ты ничего не предпринимала все эти годы?

Роз молчала и продолжала срывать зло на своей яичнице, тыкая в нее вилкой.

– Ну, так что? Соизволишь мне ответить?

– Раньше я была одна.

– А теперь мое присутствие придает тебе недостающей энергии?

– Ты жестокий! – бросила она со слезами на глазах.

– Теперь ты будешь плакать?

– Я гораздо сильнее, чем ты думаешь. Хочешь вернуться в Рим – скатертью дорога, а я полечу в Магадан, – заявила она, пронзив его взглядом, в котором просматривались одновременно упрямство и безотчетность. – Так что, господин Делалян? Что вы решили делать? Вернуться в свою нору, засунуть голову в песок и ждать, когда пройдет гроза?

Микаэль рассматривал буфет с богатым ассортиментом и попытался встать, желая уклониться от неловкой ситуации, возникшей за их столиком.

– Он и твой брат тоже, ради бога! Он твой близнец! – взорвалась Роз.

Он снова сел на стул.

– У меня нет братьев, я вырос один, наш отец решил выбросить меня из семьи. И лучше, если все так и останется. Нет нужды ворошить прошлое, это слишком болезненно для нас обоих, – парировал он треснувшим голосом. – Я никогда не пустился бы в это бесполезное путешествие, в эти безумные поиски, если бы мой сын не принудил меня к этому.

– Томмазо всего лишь пролил свет на что-то, что таилось в глубине твоей души. Нет такого человека, который не хотел бы узнать о своем происхождении, о своих корнях, вновь обнять своего брата, с которым его разлучила злая судьба.

Микаэль сидел в задумчивости, полный сомнений, медленно потягивая кофе и склонив голову к камчатной скатерти.

– Знаешь, Микаэль, я просто не могу отказаться, больше не могу.

– Почему?

– Потому что всю жизнь чувствую себя виноватой в аресте брата. Я не могу больше терпеть это, я должна что-то сделать.

Микаэль не понимал.

– Ты помнишь ту книгу Сарояна?

– Ту, что ты хранишь в бархатном лоскуте?

– Да, я сказала тебе, что она была причиной ареста. Но я не сказала, что мы держали ее в доме потому, что я заставила Габриэля поклясться мне, что он не уничтожит ее. А ведь это было время, когда милиция постоянно совершала обыски. Папа приказал нам сжечь ее, но мы не послушались. Это был наш маленький секрет.

– И вы рискнули жизнью ради книги?

– Эта история была для нас примером человеческого достоинства и цены, которую надо платить, чтобы не отказаться от него. Габриэль был мечтателем, маленьким актером в некотором смысле. Когда он читал мне ее, то изменял текст в зависимости от того, что могло произвести на меня большее впечатление в тот момент. Он хотел сделать мне приятное. Там есть одна фраза, в самом конце, про пенни.

– «Ребенок может купить много чего на один пенни».

– Да, эта… Так вот, пока я не выучила английский, я была уверена, что в оригинале сказано «девочка». И всегда спрашивала у Габриэля, почему Сароян предпочел девочек, говоря так. И знаешь, что он мне отвечал?

Микаэль покачал головой.

– «Потому что девочки умнее мальчиков». Я воспринимала это на свой счет, думала, что автор имел в виду меня, как если бы он, позволь уж мне этот термин, сделал дарственную надпись маленькой Новарт. Я не могла сжечь этот текст, такой… личный, я бы сказала. И потом, я действительно была очень мала и упряма и не знала, не могла соразмерить опасность таких действий. А Габриэль ради меня был готов на все.