Книга Тамерлан - Александр Сегень

В полночь лекарь Фазлалла Тебризи объявил всем, пришедшим к смертному одру «кроны чагатаев»:

– Великий Султан-Джамшид Тамерлан мертв. Тело его уже начало разлагаться, и нам следует принять необходимые меры для его скорейшего перемещения в Самарканд и погребения.

Тотчас Шарафуддин Али Йезди написал в своей «Зафар-намэ»: «Сие печальное событие случилось в ночь среды 17 шаабана 807 года хиджры, который соответствует 14-му числу месяца исфендармуза 326 года эры Джелаладдина, когда солнце находилось в шестом градусе созвездья Рыб».

Обмыв покойного, его надушили благовониями, обтерли розовой водой, камфарой и мускусом. Уложив тело в гроб, гроб поставили на носилки, украшенные жемчугом, бриллиантами, изумрудами и рубинами. И не успело наступить время новой утренней молитвы, как Ходжа-Юсуф поехал в Самарканд с этим печальным грузом, причем было оговорено всем сообщать, что это везут гроб с телом Чолпанмал-аги, которая якобы умерла от простуды, ибо весь Отрар знал, что одна из жен Тамерлана сильно застудилась в дороге.

Ходжу-Юсуфа сопровождали мирза Искендер, минбаши Джильберге, Улугбек и пятеро нукеров. Морозы еще держались, но светило солнце, и ехать назад из Отрара в Самарканд было одно удовольствие, если бы не присутствие гроба с мертвым телом. Время от времени крышку гроба снимали, дабы удостовериться, что труп разлагается и запах от него идет невыносимый.

Через неделю гроб с Тамерланом прибыл в Самарканд, где его сразу же тайно похоронили в склепе усыпальницы Мухаммед-Султана. Еще через неделю в столицу прибыли жены и царевичи. Жен в Самарканд впустили, а вот царевичей, поскольку вопрос о престолонаследии еще был открыт, разместили в садовых дворцах за городом. К этому времени весть о смерти великого владыки уже успела-таки разойтись по округе, и женам было разрешено совершить все траурные обряды при гробе – растрепать волосы и рвать их, царапать ногтями покрашенные в черное лица, посыпать голову пеплом и громко причитать. Тамерлан был мертв.

Глава 59. Искендер о Тамерлане. (Окончание)

Недолго оставалось веселиться народу чагатайскому в своей столице. Собрав к зиме рать несметную, поганый царь Самаркандский отправился в дальний поход на Китай-страну. По выходе же из стольного града своего затеял проклятый лютое злодейство, свойственное черной душе его. Было у него в плену четыреста китайцев, пришедших к нему с посольством и полоненных. И по началу похода велел он отсечь им головы и из тех голов построить башню неподалеку от Самарканда на память о начале войны. И сам своею рукою первому китайцу отсек главу. И построена была башня о четырехстах головах. И с нее поход начался.

А по пути к Отрару лютые холода и мразы немилостивые ударили, так что многие Тамерлановы витязи остудились и померли.

Сам же нечестивец, дабы не остудиться, взялся вино пить, аки воду. И не токмо вино из винной ягоды, но и огненное вино, именуемое у чагатаев аракою, а у моголов – хорзою. Так что и в Отрар он прибыл пьяно-пьяный. А как прибыл в Отрар, тут во дворце хана Бердибека, что в Отраре, случился пожар. Увидав его, Тамерлан сказал: «Се дурной знак». А имел поганый царь свойство видеть наперед, чему быть, а чего миновать можно. И взяла его за сердце тоска смертная, ибо чуял проклятый, что близка его кончина. С той тоски взялся он пуще прежнего пить, и от того пианства завелась у него кровавая икота. После и жар поднялся. И как ни лечили его лекаря знаменитые, ничего не могли поделать.

Промучившись несколько дней, царь Тамерлан испустил черный дух свой пятнадцатого числа месяца февраля одна тысяча четыреста пятого года от Рождества Христова или шесть тысяч девятьсот тринадцатого от Адама. И был гром на небе, и земля как бы пошатнулась в тот миг и час, когда душа злодея разлучилась с телом, погрязшим в преступлениях и разврате. На сем же кончается повесть моя о поганом царе Самаркандском, который и бывал когда добрым, да мало кто во всем свете эту его доброту видывал. Однако же сохранил он жизнь мне, грешному рабу Божию Александру, и за то буду молить Христа Бога нашего, да ниспошлет Он ему уменьшенья мук страшных в геенне огненной. Но то, что грешник он несравненный и гореть ему вечно в аду, о том я не сомневаюсь, ибо и после смерти его были страшные знамения.

Как усоп сей царь Самаркандский, никто не хотел верить в его кончину, доколе не стало двошить по всему дворцу так, что от смрада мыши из щелей вылезали и дохли. Тогда только мертвеца предали омовению, умаслили и отправили в Самарканд тайно. Аз был при гробе, а вез его воевода Ходжа-Юсуф и внук Тамерлана Улугбек. И вся природа радовалась, светя солнцем, будто веселясь, что не стало злодея великого.

Приехав в Самарканд, покойника погребли тайно в склепе его сына, Магомет-Султана. По прошествии трех дней после погребения в гробнице стал слышен вой, будто собачий. И каждую ночь на разные голоса тот страшный вой и рев продолжался, покуда не решили извлечь гроб. Сняв крышку, обнаружили тело прежним же образом, то есть мертвое, но необычайно скрюченное. Жены Тамерлана, пришед в Самарканд, заново обрядили мужа своего и погребли с новыми почестями. Однако и на сей раз из гробницы стали доноситься дикие завывания, крики и возгласы, будто черти драли с поганого царя кожу крючьями, а он от боли кричал. Вновь раскрыли гроб и тако же увидели там тленное тело, но не прямо лежащее, а скрюченное.

К тому времени внук Тамерлана, Халиль-Султан, взял власть в Самарканде. Видя такие жуткие знамения, он повелел выпустить из темниц всех пленных и узников, помиловать всех осужденных к смерти и по всем мечетям страстно молиться о душе мертвого царя Тамерлана. Башню из голов китайцев повелел он разобрать и останки предать земле. Тленный же и зловонный труп деда своего Халиль-Султан провел чрез огонь и воду и затем, заново умаслив и натерев благовониями, с пышными почестями захоронил. А барабан Тамерлана, по обычаю чагатайскому, разрезали, да не служит никому более.

Рака новая из цельного куска камня оникса была вытесана для усопшего, и поверх покрытия нарезали надпись.

История же надписи такова. Егда еще был Тамерлан в своем уме и памяти, находясь в Отраре, повелел он мне, рабу Божию Александру, написать волшебными чернилами завет его, какую надпись сделать на гробе, дабы потом, подержав при всех над свечою, ту надпись явить людям. Я так и поступил. И когда Халиль-Султан новую раку для своего деда затесал, аз явил ему начертание, завещанное Тамерланом. И вот каково сие начертание, яко же я его упомнил: «Се лежит великий султан Тамерлан, царь Самаркандский, иже завоевал многие земли и много богатства собрал народу своему чагатайскому под тремя солнцами. Отныне же упокоен будет навеки в гробнице сей, и кто нарушит покой священный царя Тамерлана, свастика великая падет на того человека, и на весь род его, и на все племя его, великое или малое. И горе будет человеку и народу его от тоя свастики, и пролито будет крови столько, сколько Тамерлан, зде лежащий, за всю свою жизнь пролил. Ибо нет бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его, а Тамерлан – тень пророка на земле и в народе чагатайском, и внуки Тамерлана – лучи от тени той, на вечные веки расходящиеся. А посему да не нарушится покой гроба сего и мощей, в нем покоящихся».