Книга Пока страсть спит - Ширли Басби

Двойные белые двери главного входа были распахнуты, и около них стоял с каким-то беспомощным выражением лица Пако. У веранды она заметила внушительную кавалькаду испанцев.

Среди доброй дюжины мужчин она узнала дона Мигуэля, расстроенного и выглядевшего смущенным, а также Лоренцо; на его смуглом лице бродила удовлетворенная ухмылка. Другие были хорошо вооруженными слугами, а посреди группы на красивом коне, с дорогой серебряной сбруей в очень дорогом седле восседал стройный, с крючковатым носом немолодой человек. У него была типичная внешность конкистадора, и сам он был одет тоже очень дорого и элегантно.

Он высокомерно смотрел на Бет, не делая ни малейшей попытки приветствовать ее хотя бы поднятием края сомбреро. На его лице сохранились признаки былой мужской красоты, но оно выражало главным образом жестокость и эгоизм — это было видно по рисунку губ, по линии подбородка, даже по подстриженным усам. Его глаза были бесстрастны, как у рептилии. С сильным акцентом он требовательно спросил по-английски:

— Вы сеньора Риджвей?

Бет оцепенела от его взгляда и от тона, с которым был задан вопрос. Он обращался с ней, как с животным, которое приехал осмотреть и, может быть, купить. Ей вовсе не хотелось отвечать на вопросы наглого незнакомца. По выражению лица Пако, смущению дона Мигуэля она поняла, что этот господин не захотел войти в дом. И она решила ответить ему в том же тоне, который он предложил:

— А вы-то кто, собственно, будете?

Его тонкая бровь удивленно взлетела вверх:

— Я? — Было видно, насколько он поражен тем, что она позволила себе не знать, кто он такой. — Я — дон Фелипе.

Глава 25

Так вот значит, каков этот ужасный, деспотичный дон Фелипе, подумала Бет, рассматривая его через прищуренные ресницы.

Его натуру отражало не только властное жестокое лицо, но и вся манера поведения.

Продолжая глядеть глазами рептилии на Бет, он сообщил ей:

— Слугам приказано упаковать ваши вещи. Мне кажется неприличным, что вы живете в доме моего внука только с сеньорой Лопес в качестве дуэньи. А поскольку ни я, ни другие члены моей семьи не оскверним ноги грязью дома Абеля Хоукинса, в полдень вы поедете с нами.

Увидев, как закипает Бет, он снисходительно добавил:

— Донья Маделина ждет вас на гасиенде, где наша семья останавливается, если нам надо переночевать в Сан-Антонио.

Глотая набежавшую горячую слезу, Бет открыла глаза максимально широко и ехидно поинтересовалась:

— И даже ваш внук Рафаэль останавливается там?

— Нет, в нем говорит плебейская кровь и ему хватает этой хижины, выстроенной гринго! — Посмотрев уничтожающе на сына, он добавил:

— Я узнал, что нашлись и другие, кто нарушил это правило. Но это было в первый и последний раз.

Дон Фелипе пояснил, что у нее есть время собраться, пока приедет экипаж. А когда она попыталась протестовать, он глянул на нее и прогремел:

— Я не собираюсь спорить с вами, у меня нет времени на обмен аргументами с дамой.

Набрав воздуха и смело глядя в глаза дону Фелипе, Бет заявила:

— Благодарю вас за любезное предложение, но я предпочитаю остаться здесь. Если я почему-либо решу, что мне неудобно тут жить, то переберусь в отель.

И она продолжила весьма язвительно:

— Вы можете командовать другими членами вашей семьи, но на меня вы не производите большого впечатления!

Черные глаза его сузились, и неприятная улыбка прошла по старому лицу:

— У нее есть темперамент!

Он произнес это так, как будто ее не было рядом и она не могла слышать этого замечания.

— Некоторое количество темперамента нелишне для женщины — ей ведь надо будет воспитывать для рода Сантана сыновей с крепким характером. Жаль, что она — гринго, но она недурна. Неплохо, что ее отец лорд, хотя лучше бы он был испанским грандом.

Бет увидела, как слуги несут один из ее больших чемоданов и еще один маленький. Они были очень напуганы присутствием этого старого человека, которого боялись явно больше своего хозяина Рафаэля. Но Бет его не боялась. Ее фиолетовые глаза засверкали, и она взорвалась:

— Черт бы вас побрал! Немедленно поставьте вещи! Я все равно никуда не двинусь.

Она быстро пересекла веранду и, встав на вторую ступеньку, обратилась к дону Фелипе:

— Во-первых, у вас нет никаких прав приказывать не вашим слугам! И второе, более важное — вы не имеете никакого отношения ко мне, а соответственно, и права отдавать мне распоряжения! Так что советую вам отказаться от идеи увезти меня из этого дома.

Дон Фелипе не подозревал, что столкнется с ее глупым упрямством, и оглядел ее с интересом с ног до головы. Он понял, что добром она не подчинится и не сядет в повозку. Поэтому он выбросил вперед два пальца, и Бет, еще не поняв, что означает этот жест, уже оказалась пленницей на спине лошади Лоренцо.

Лошадь, не ожидавшая этого, дернулась, но Лоренцо жестко осадил ее острыми шпорами.

Дон Мигуэль, молчавший до этого, что-то попытался сказать по-испански, но дон Фелипе грубо оборвал его, и тот замолчал. Он бросил Бет сочувственный взгляд, но не сделал никакой попытки остановить это совершенно очевидное похищение, и она поняла, что он всегда будет на стороне сильнейшего.

Дон Фелипе, не обращая внимания на протесты Бет, отдал какие-то указания через Пако и сеньору Лопес для Рафаэля и сообщил адрес, куда надо было доставить остальные вещи Бет.

Кавалькада исчезла в облаке пыли, а Пако немедленно послал слугу найти сеньора Рафаэля и поставить его в известность о происшедшем. Дон Фелипе милостиво сообщил Мануэле и сеньоре Лопес, когда прибудет повозка и где находится гасиенда, куда им надлежит прибыть.

Сеньора Лопес отреагировала на все по-своему, но Мануэла была опытной служанкой и стала сразу же упаковывать вещи Бет, с испугом думая, чем закончится этот день.

Понимая, что сопротивление в данной ситуации бессмысленно, Бет затихла, солнце страшно пекло ее неприкрытую голову, и сильнейшая головная боль отодвинула все остальное.

Дон Мигуэль скакал рядом с лошадью Лоренцо и в свое оправдание бормотал, что страшно сожалеет о происшедшем, но его отец — «ужасный старый упрямец», которого трудно остановить.

Бет не выдержала:

— Его никто и не пытался останавливать, вы все его боитесь. Сообща это можно было сделать.

Дон Мигуэль стал объяснять ей особенности традиционного воспитания в испанских семьях, где с отцом можно внутренне не соглашаться, но ослушаться его нельзя.

Очарование дона Мигуэля уже не действовало на Бет. Увидев его в новом свете, она не то спросила, не то сказал: