Книга Исход - Виктория Гетто

– Они сгоняют грузовики в линию, пап! – возбуждённо говорит сын.

– Вижу…

Похоже, что за импровизированным прикрытием будет перегруппировка. Эх, мне бы сейчас беспилотник, глянуть, что там происходит… Внезапно из-за машины, так и лежащей на боку, выходит солдат. Я было готовлюсь нажать на спуск, но тут замечаю, что к штыку его винтовки примотана белая тряпка.

– Переговоры хотят, – говорит моя рация голосом Рарога.

– Это можно. Хоть время потянем. Оно на нас работает.

– Так что, идти?

– Пошли кого поумнее. Сам не суйся. Могут обмануть. Или ловушку устроить. Пусть посланный слушает, а на все требования просит время подумать. Час. Это их не испугает. Подкреплений к нам они никак не ожидают.

– А хватит?

– Хватит. Если больше, это может их насторожить, и тогда ломанутся толпой. Могут массой задавить.

– Хорошо.

Рация опять умолкает. Толкаю сына в бок.

– Ты бди, а я попробую с нашими на «Зубре» связаться.

Он кивает, прилипает к прицелу. Жаль, что светлого времени осталось немного. Но у меня два ночных прицела и куча осветительных ракет… Выбираюсь из окопа, благо выход из него ниже края вала, бегу к джипу, одиноко замершему среди кольца телег. В машине пусто. Где же все мои? Замечаю шевеление у палатки. Из неё выскакивает Сола, видит меня, бросается навстречу. Вскидываю руку:

– Потом. Погоди.

Она останавливается, а я ныряю в салон «Воина».

– «Зубр», это Брум. Слышите меня?

Совершенно незнакомый голос отвечает:

– Слышу отлично. Осталось примерно часа полтора, а то и меньше. Подсветите нам позиции врага и свой передний край.

– Увидите на экранах локатора холмы, это мы. Лагерь противника на километр севернее. Но для гарантии подсветим.

– Принято.

– Конец связи.

Вылезаю наружу. Новости отличные! Значит, если протянем резину переговорами, то останется всего полчаса… Увидев, что я вылез из машины, Сола бросается ко мне:

– Ваша светлость, как там?

– Держимся. Сама видишь. Убитые только у врага. Скоро уже и помощь подойдёт.

Женщина облегчённо вздыхает. Потом спохватывается:

– Госпоже баронессе дурно стало. То сидела рыдала, только бормотала себе под нос что-то. А потом просто легла на бок и затихла. Мы и не поняли поначалу, пока Юница не закричала…

– Как они?

– Девочка успокоилась, а госпожа в себя недавно пришла. Пока молчит, только глазами хлопает.

– Скажи, что я ещё живой.

Подхватываю упаковку с ракетами, бегу обратно… Успеваю вовремя – наш парламентёр не спеша возвращается обратно. Когда он равняется с нами, я спрашиваю:

– О чём договорились?

Не поворачивая головы, словно нас нет, он отвечает:

– Обещан час. Потом должны сложить оружие и сдаться. Сказал, что надо подумать.

– Молодец!

– Рад стараться!

Проходит дальше. Вижу бегущего к переговорщику Рарога. Снова спускаюсь. Короткое совещание. И опять же жаль, что быстро темнеет. Это очень плохо. Зато к моей радости выясняется, что и у наших беженцев есть ракеты. Договариваемся, что, как совсем стемнеет, ребята начнут пускать их по очереди в небо. Ну, не верю я океанцам, хоть ты тресни…

Когда не надо, время летит ураганом, а вот когда нужно быстрее, то тянется медленней улитки… Взмывает с шипением и треском первая «люстра», выпущенная нашими. Медленно раскачиваясь, повисает в воздухе. Затем спускается. По ней не стреляют. Значит, пока перемирие соблюдается. На что рассчитывают враги? На своё количество? Или… Я холодею: здесь тысяча шестьсот. Было… Значит, остальные идут пешим порядком? Но тут меня отпускает – если пешим, значит, им до нас ещё неделю шлёпать, если только… Рёв и треск океанских машин показывает, что не я один такой умный. Самодвигатели разворачиваются и уползают прочь от лагеря, исчезая вдали. Точно, поехали за подкреплением. Сутки – и они вдвое увеличат количество своих солдат. А остальные нас обложат и будут ждать подкрепления. Зачем рисковать? Правильное решение, господин океанский командир! Если ты уцелеешь, я тебе лично коньяка налью! Перед расстрелом…

Вовка резко оборачивается ко мне:

– У тебя ночные прицелы есть?

– Только для работы. Пока светить будем.

– Угу. После мин они долго в себя приходить будут. – Он косится на заваленное телами и изрытое воронками поле.

Нам, как обычно, повезло. Первыми начали рваться ближайшие к нам мины. И когда обезумевшие солдаты ломанулись обратно, то вбежали в самую гущу эсок… В общем, даже на глаз сейчас перед городищем лежит сотни три трупов. И сколько-то раненых точно в лагере противника.

До нас вдруг доносятся сухие щелчки выстрелов как раз оттуда. Переглядываемся. Что за ерунда? А Вовка стискивает зубы, затем глухо произносит:

– Тяжёлых добили. Свои же.

– Тьма… – выплёвываю я уже въевшееся в кровь и плоть русийское проклятие.

– Время, папа.

От вражеского лагеря доносится звук трубы. В небо взлетает сразу целое море ракет и с той и с другой стороны. В призрачном свете я вижу надвигающиеся шеренги солдат Океании. Теперь можно не церемониться, и я скидываю колпачки с «ночника», установленного заранее на пулемёте.

– Давай, пап! Остуди их!

И пулемёт снова открывает огонь, кося врага, словно траву… Увы. Они идут, будто укуренные или пьяные, орут нечто, неслышимое за грохотом стрельбы. Меняем оружие, с хаканьем закидывая второй пулемёт на место отработавшего. С тревогой смотрю на убывающие коробки лент. Хотя мы и вместе, но… Не каждая пуля, выпущенная нами, попадает в цель… Спасибо ребятам Рарога, умело подсвечивающим цель. А ещё – тому океанскому командиру, подарившему нам жизнь, сам не зная этого…

Хорошо, что прицел показывает зелёную картинку. Впрочем, я видел то, что делает крупнокалиберная пуля, и при свете дня, так что не вовремя разыгравшееся воображение услужливо раскрашивает то, что я вижу в прицеле, в естественные цвета. Точнее, один – густо красный. Крови. Которого там, среди наступающих, – море… Враги валятся снопами, не понимая, как я могу попадать в них на такой дистанции. Свет осветительных ракет искажает перспективу, а мы выбиваем их с ужасающей, просто невозможной эффективностью… И всё равно они идут, перебегая или выстраиваясь в шеренги, сразу уничтожаемые мной, лезут и лезут, подобно тараканам… Пулемёт начинает плеваться. Стволы просто не успевают остывать.

– Всё, Вов. Тайм-аут.

Сын кивает, его автомат начинает быстро-быстро щёлкать одиночными. Но после рёва пулемётов его звук кажется несерьёзным… Перед минным полем шеренги всё же замирают. И тут в рации раздаётся спокойный уверенный голос на русском языке: