Книга По прозвищу Викинг - Виктор Степанычев

– Хорошо, постараюсь вспомнить все, что смогу. Правда, это было давно и самая обычная поездка.

– Согласен с тобой. Но ты припоминай все мелочи, а чуть позже расскажешь, что там происходило, кто присутствовал, о чем они болтали, а если что-то забудешь, мы тебе наводящие вопросы подбросим. Минут десять на раздумья хватит? Вот и прекрасно!

Оставив Ганьероса, Вадим подошел к Надежде. Она уже закончила эскиз, над которым так долго и упорно трудилась, и задумчиво разглядывала на листке каббалистические знаки.

– Ну, как твой гороскоп? – улыбнулся Вадим. – О чем говорят звезды?

– Не смейся. Это не игра, а систематизация фигурантов, версий и доказательств. Как у тебя дела с этим бугаем?

– Все отлично. Парень вник в ситуацию, напрягает память и скоро начнет выливать на нас потоки полезной информации. Главное, чтобы мы в них не захлебнулись.

– Вряд ли такое случится, – вздохнула Надежда. – Посмотри на мою схему. Пока все, что здесь есть, лишь предположения, так как ни одного мало-мальски реального доказательства у нас нет, однако складывается впечатление, что версия причастности Таузара к гибели Осколовых очень даже реальна. Только мне кажется, что идея похищения и шантажа пришла Францу со стороны и он являлся чистым исполнителем. Неизвестный из гостиницы во второй поездке в Антарибу – вот наша загадка.

Вадим пожал плечами:

– Давай дождемся показаний Ганьероса и уже тогда будем строить схемы. Кстати, тебе не кажется, что нам неплохо было бы перекусить? Уже половина третьего, а у меня с утра и маковой росинки во рту не было.

– Я не против. Что ты там говорил по поводу сэндвичей?

– Каких сэндвичей? А-а-а, вспомнил – этот парень, сын Диоса, меня рассмешил. «Рроскийа де эмбутидо…» Рассказывал о кулинарных беседах его отца с Францем Таузаром.

– А при чем здесь Россия и кулинария? – удивилась Надежда.

– Какая Россия? – насторожился Вадим.

– Ты же сказал: Россия де эмбата…да… Не запомнила, повторить не могу.

– Я сказал: рроскийа де эмбутидо – бублики с колбасой.

– Ну, пусть будет так. Довольно странное сочетание. Это такое местное блюдо?

– Наверное, – рассеянно произнес Вадим. – Местное…

«Рроския – Россия, – лихорадочно заработал его мозг. – Действительно, очень похоже. Неужели то, что слышал парнишка, таит в себе что-то большее? Попробовать в нем разобраться? Ну, с бубликом все понятно, а что, если поиграть с остальными словами? Колбаса-эмбутидо – какое может быть близкое по произношению слово или выражение? Парень мог его просто не знать. Колбаса знакома, а это никогда раньше не слышал. Эмбути… эмбуки… эмбата… эмбака… эмбаха… Думай, филолог хренов по первому образованию! Стоп! Есть похожее: эмбахада – посольство! И что же в результате получается – русское посольство? Вот тебе и бублики с колбасой… Хорошо, принимаем это предположение за основу. Идем дальше. Карлито что-то там еще лепетал? Копченая? Нет, точно – темная. Темный – оскуро. Что это означает? Пробуем опять подбором: оскуро… оспиталисаре… асукарера… асегурар… оркийа. Нет, все не то, не подходит ни больница, ни сахар».

Надежда осторожно взяла его за локоть.

– Что с тобой, Вадим? Что случилось?

– Подожди секунду, не отвлекай. – Он яростно взглянул на удивленную женщину.

«Оскуро… оскеро… оскудо… оскуло… осколо… Господи, какой же я недоумок. Это же просто-напросто „Осколов“! Что же в результате получается? Россия – посольство – Осколов».

Вадим задумчиво посмотрел на Надежду.

– Если я не полный шизофреник, то выходит, что парнишка подтверждает нашу версию о Таузаре.

– Каким именно способом?

– Прямым. Он слышал несколько незнакомых слов в разговоре отца с Францем, и они отложились в его памяти. Так как Карлос с ними никогда раньше не сталкивался, то переврал, а вернее – подстроил под знакомые слова и понятия. Так, Россия стала бубликом, посольство – колбасой, а Осколов – темнотой. Россия – рроскийа, эмбахада – эмбутидо, Осколов – оскуро. А ты услышала именно то, что мне нужно было бы услышать сразу в бублике, – Россию.

Надежда задумалась и с сомнением покачала головой.

– Ты уверен в этом? Слишком уж изысканная версия выходит, а самое важное – это опять не доказательство, даже если ты и прав на все сто процентов. Никакой суд всерьез не примет перевранные слова какого-то мальчишки.

– Надя, извини меня, если я буду резок, – сказал Вадим. – Мне плевать, если кто-то поставит под сомнение достоверность материалов, собранных нами. Главное, чтобы я сам был уверен в виновности того или иного человека в гибели семьи Осколовых.

– Не совсем понимаю тебя. – Надежда с тревогой смотрела на Вадима. – Объясни. Ты мне недавно сказал, что для тебя очень важно найти виновников этой трагедии. А для этого необходимо собрать веские и совершенно четкие, а не косвенные следы преступления, не домыслы и не фонетические ошибки подростка. Я разве не права?

– Ты, как всегда, права и правильна, – после паузы, тяжело выдохнув, сказал Вадим. – Вероятно, именно в этом твоя сила и, одновременно, слабость. Может быть, со временем я смогу тебе кое-что объяснить… но пока это время не пришло. Давай оставим разговор и займемся делом – Сержио нас уже совсем заждался. Я хочу, чтобы ты сама вела допрос.

– Доверяешь? – усмехнулась Надежда.

– Нет, просто хочется послушать и подумать.

Вадим внимательно наблюдал за оперативником, старательно и быстро записывающим в бланк допроса показания Сержио Ганьероса. Предположения о причастности Таузара к гибели семьи Осколовых подтверждались. Сержио был свидетелем встреч и бесед Франца с Хосе Диосом и неизвестным из гостиницы. С последним Таузар встречался несколько раз, и не только во время поездок в Антарибу, но и до них, и после.

Сержио подтвердил версию Надежды, что Франц Таузар не был инициатором и разработчиком операции. Суть слышанных им фраз, отрывков из разговоров сводилась к тому, что заказчиком был этот самый неизвестный мужчина. О самой акции Сержио ничего не знал. Вернее, он о ней слышал, но никак не связывал ее с действиями шефа. Да, при нем собеседники неоднократно упоминали о русском дипломате, он сам возил Таузара к тому злосчастному дому, где и произошла трагедия, сопровождал Франца и его спутника на второй машине в день гибели Осколовых, когда они, казалось, бесцельно, колесили по городу. За день до этого Сержио по поручению шефа доставил Диосу пакет, в котором находились деньги – две тысячи долларов. Хосе при нем вскрыл пакет и пересчитал купюры.

Во время допроса Вадим вмешался только один раз, задав вопрос о внешности этого неизвестного из гостиницы. Лично для него все встало на свои места, и слушать дальше излияния Ганьероса было неинтересно и противно.

Ганьерос неуверенно описал внешний вид «Эгуса-Икса», как окрестил его про себя Вадим. Лет около сорока, коренастый, черные волнистые волосы, усы, темно-карие глаза. Людей с подобной внешностью на улицах Сьерра-Марино можно было встретить примерно восьмерых на квартал. Единственная особенность, которую смог вытянуть Вадим из Ганьероса, – почти неуловимый акцент «Эгуса», а если еще точнее – слишком правильное произношение некоторых слов. Сержио, помявшись, сказал, что его, Вадима, речь в чем-то схожа с разговором «Эгуса». Из этого сообщения можно было сделать вывод, что незнакомец не местный житель, хотя и это не истина – на родной земле в соседних деревнях, бывает, разговаривают на разных диалектах.