Книга Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях - Олег Смыслов

“Воспринял или не воспринял, а потом изжил — все это не играет никакой роли. Исторический факт налицо, что в Москве сидит коммунистическое правительство и управляет двухсотмиллионной массой”, — возражал я. “Вы слишком заражены германским фюрер-принципом”, — нападал Власов.

“А вы, генерал, слишком тонете в доктринах революции”, — парировал я.

В конце концов мы оба решили, что без водки этого дела не разберешь, и уходя от Власова под утро, я чувствовал, как говорят моряки, что слишком ложусь на борт, но что Андрей Андреевич Власов, безусловно, большой и умный человек. Часто потом, вспоминая наш интересный разговор, я думал: прав ли Власов, что Белое движение захлебнулось от того, что не сумело продолжить революции Керенского против активно выступившего большевизма, или был прав я, когда доказывал ему, что Белое движение проиграло, ибо в критический момент на решающем Орловском операционном направлении ген. Деникину не хватило десяти хороших дивизий? Ведь были в Советской России потом всевозможные восстания и народные движения? — Все они тоже кончились полной неудачей…»

Встреча третья: «Мое третье свидание с Власовым состоялось в одной из пригородных вилл Берлина в конце 1944 года. Мы не виделись больше года, и взаимоотношения испортились, как принято говорить, вконец. Мы были разные люди и по характеру, и по воспитанию. Военное образование получили в диаметрально-противоположных школах, а потому вполне понятно, что нашим врагам, вернее друзьям, легко было начать грязнейшую интригу и вырыть между нами, как потом оказалось, непроходимую пропасть. Свидание тщательно подготавливалось нач. штаба Власова ген. Трухиным и командиром третьей формирующейся дивизии ген. Шаповаловым. Разговор продолжался около четырех часов. Мы не сговорились. Сегодня, когда я пишу эти заметки для истории, я считаю своим долгом передать чистую правду, даже тогда, когда она может сделаться обвинительным актом против покойного Власова или, вернее, против меня самого. Я знаю, что всем не угодишь. Поклонники Власова в обиде на меня за то, что я слишком мало воспеваю его и созданное им Движение, а его враги, наоборот, не могут простить мне того, что я, говоря историческую правду, часто хвалю Власова, подчеркиваю его таланты и бесспорную значительность Русского освободительного движения.

Мы не сговорились и расстались очень сухо с оттенком неприязненности. Не сговорились мы по трем следующим вопросам: политически — я не разделял его взглядов и выдвинутой им программы в т.н. Пражском Манифесте. Мне казалось, что с этим идти в Россию нельзя. Она сильно устала от всяких социалистических экспериментов, и что лучше всего нести исключительно военную акцию, не предрешая никаких политических вопросов и не навязывая народу приготовленных в эмиграции программ и форм.

Второе. Я считал, что мы должны воевать только на Востоке. Поэтому я был против того, чтобы ген. Власов написал бы воззвание, призывающее русских солдат бороться не только против коммунистического, но и против западнокапиталистического мира. Я считал, что этим он сжигал мосты к будущим разговорам с англо-саксонцами.

Третий вопрос, на котором мы расходились, — это было отношение РОА к Германии. Конечно, германская восточная политика была самоубийством. Это историческая правда, благодаря чему Германия проиграла войну. Наряду с этим я считал, что германская армия была нашим союзником, снабжавшим нас оружием, деньгами и военным снаряжением. Мне казалось, что мы, русские офицеры, должны быть лояльными по отношению к германской армии до конца.

Доведенный моим упорством почти до бешенства, Андрей Андреевич воскликнул: “Это преступление — русскому думать так, как думаете вы”.

…По каким-то причинам Смысловский умолчал о предложении Власова возглавить его штаб, то есть штаб РОА. Смысловский отказался. Произошло это именно в последнюю их встречу, которая закончилась полным разрывом.

До последних дней войны Смысловский считал власовскую идеологию социалистической и не мог согласиться с призывами к борьбе в союзе с Англией и Америкой. Впоследствии Смысловский признавался, что при другой обстановке «Власовское движение могло бы сыграть свою роль как один из сильнейших факторов, способных дестабилизировать советскую государственную машину». В отличие от Власова, Смысловский подчеркивал, что целью борьбы может быть только победа над СССР, а до борьбы Германии против «западных плутократий» ему никакого дела нет.

ИЗ ПЛЕНА В ПЛЕН

В конце января 1944 года Власов стал официально именоваться главнокомандующим вооруженными силами «Комитета освобождения народов России», а 16 февраля он принимал парад первой дивизии РОА.

Так называемые «добровольцы» торжественно присягали: «Я, как верный сын моей Родины, вступая добровольно в ряды бойцов Вооруженных сил народов России, перед лицом соотечественников присягаю — для блага моего народа, под главным командованием генерала Власова бороться против большевизма до последней капли крови.

Эта борьба ведется всеми свободолюбивыми народами в союзе с Германией под главным командованием Адольфа Гитлера.

Я клянусь быть верным этому союзу.

Во исполнение этой клятвы я готов отдать свою жизнь».

Верили ли они в то, что произносили вслух? Вряд ли!

Первая пехотная дивизия (по немецкой нумерации — 600-я) начала свое формирование 23 ноября 1944 года в Мюнзингене. Основу соединения составили 29-я гренадерская дивизия СС РОНА (бригада Каминского), личный состав 30-й гренадерской дивизии СС, 308, 601, 618, 621, 628, 630, 654, 663, 666, 675 и 681-го отдельных русских батальонов, 582-го и 752-го русских артиллерийских дивизионов, некоторых подразделений, 1604-го русского пехотного полка, а также добровольцы из лагерей военнопленных.

Как сообщает С. Чуев Лениге «Проклятые солдаты», «в ноябре 1944 года было принято решение о включении каминцев в состав 1-й дивизии РОА. Командира дивизии полковника С.К. Буняченко едва не хватил удар, когда он встречал в Мюнзингене эшелоны с пополнением. Из вагонов высыпала орда мародеров, мало чем напоминающая солдат. Одетые и обутые кто во что, с женщинами явно “не тяжелого” поведения, увешанные “трофеями” — на руках у солдат и офицеров было надето по несколько часов.

Однако к внешнему виду и анархизму этих людей был еще добавлен и огромный боевой опыт. В 1-ю дивизию было включено более 50% солдат и десятая часть офицеров бригады. Они составили основу 2-го полка 1-й дивизии, танковую роту (танки Т-34) и тяжелый эскадрон дивизионного разведотряда, командиром которого был назначен бывший начальник разведотдела штаба РОНА майор Костенко.

“Боевое содружество” окрепло не сразу. Солдаты 1-й дивизии, до этого служившие в других восточных частях, плохо относились к каминцам, и порою дело доходило до стычек. Для оздоровления ситуации был даже издан приказ по 1-й дивизии с призывом относиться к каминцам как к боевым друзьям и последовательным борцам с коммунизмом».

Организационная структура дивизии включала: штаб, штабную роту, полевую жандармерию, топографическое отделение, саперный батальон, отдел связи, истребительно-противотанковый дивизион, запасной батальон, отдельный разведотряд, пять пехотных полков, артполк и полк снабжения.