Книга Двор чудес - Мишель Зевако

XL. Летний день

Мы видели, как Манфред сбежал с лестницы, неся Жилет на плече, сопровождаемый Рагастеном, Спадакаппой, Лантене и Мадлен Феррон, которые совершили эпический прорыв через толпу пробудившихся придворных, прибежавших на шум борьбы в переднюю короля.

Теперь все они оказались в парке и пересекли его наискосок под руководством Мадлен Феррон.

Но через несколько десятков шагов она остановилась.

— Прощайте! — сказала она Рагастену. — Прощайте навсегда!

— Идите с нами! — умолял ее шевалье.

— Нет, уезжайте! Если вы останетесь, погубите себя и товарищей. Моя судьба связана с судьбой короля. Я остаюсь, пусть даже меня сейчас же убьет громом. Поезжайте! Прощайте!

Шевалье понял: ничто на свете не поколеблет ее решения.

— Послушайте, — сказал он поспешно. — Я понимаю, что вы задумали. Если вы своего добьетесь и останетесь целы, приезжайте укрыться в Италию, в Монтефорте. А теперь прощайте, бедная женщина! Жертва своей ненависти и любви!

Через несколько минут они были в карете. Манфред сбросил бесчувственную Жилет на руки Маржантине, а Спадакаппа занял место на козлах. Все уже были готовы вскочить на коней, но Рагастен вдруг схватил за руку Манфреда и произнес:

— Флёриаль!

Трибуле с ними не было… Бросить его? Бежать самим? Им такое и в голову не пришло. Запыхавшись, из последних сил, трое вернулись в парк. Спадакаппа остался на козлах.

Маржантина, опьянев от радости, обнимала и ласкала Жилет.

* * *

Распрощавшись с Рагастеном, Мадлен Феррон тихонько пробралась назад во дворец. Она-то заметила, как остановился Трибуле, и догадалась, что он задумал. Что она собиралась делать сама — она даже точно не знала. Прежде всего она хотела видеть лицо короля, у которого отобрали Жилет.

Она пробиралась от дерева к дереву и так на шум пришла к лестнице, по которой только что спустилась с Манфредом и его товарищами. Пришла она как раз в тот момент, когда кровавая рука Трибуле опускалась на лицо Франциска I.

Она с ужасом созерцала это небывалое зрелище: шут сперва отвечает королю грубейшим ругательством, а потом дает пощечину и падает под ударами множества кинжалов…

Потом она услышала рычащий вопль короля Франциска:

— В парк! Они в парке! Искать!

Мадлен бегом бросилась к потайной калитке. У нее было предчувствие, что Рагастен с друзьями бросятся на выручку Флёриалю, и она хотела предупредить их.

В нескольких шагах от калитки они встретились.

— Не надо, — хладнокровно сказала она. — Он убит.

— Флёриаль… — в один голос горестно воскликнули все трое.

— Говорю вам: убит! Я видела, как его пронзил десяток кинжалов. Бегите!

В парке раздавались крики. Перекликались часовые. Мелькали огни…

— Убит! — рыдал Манфред. — Убит за нее! За всех нас! Бедный Трибуле… Сердце героя под шутовским нарядом…

— Тревога! — крикнул Лантене.

— Бегите! — твердила Мадлен.

Рагастен с Лантене еле увели Манфреда.

Через минуту они уже были на конях вокруг кареты, которая поскакала галопом и скоро уже катила по парижской дороге.

А Мадлен Феррон осталась в парке.

* * *

Как она ускользнула от облавы? Все павильоны в парке обшарили сверху донизу, в том числе и Караульный.

Наконец часа два спустя заметили, что потайная калитка открыта. Допросили ближайших часовых — те ничего не смогли ответить. Бедняг посадили в тюрьму.

Потом обнаружили труп часового, зарезанного Мадлен Феррон. Все пришли к выводу, что разбойники (о Прекрасной Фероньерке никто, конечно, не подумал) нашли дверь открытой и теперь уже далеко.

Впрочем, король не отдал на сей счет никаких распоряжений. Увидев, как пал Трибуле, он медленно поднялся обратно к себе в покои.

Те, кто видел Франциска I в тот момент, свидетельствовали: за несколько минут король постарел на десять лет. Необычайное возбуждение, произведенное любовным зельем, разом спало. Силы, подкрепленные напитком, король, так сказать, промотал за несколько минут бешенства, дошедшего до пароксизма. Всем стало ясно: пощечина Трибуле убьет короля так же верно, как кинжалы убили шута.

Когда Франциску I объявили, что поиски были тщетны и похитители, вероятно, бежали через потайную калитку, он ничего не сказал. Только тяжелый вздох всколыхнул его грудь, и он вернулся к себе.

Когда он проходил через переднюю, на него глядели две женщины: одна с мрачной радостью, другая с сильнейшим отчаяньем.

Одна была Диана де Пуатье, другая — герцогиня д’Этамп. Когда король скрылся, они обменялись долгим взглядом. Потом герцогиня д’Этамп встала и направилась к выходу.

— Куда вы, дорогая Анна? — спросила Диана де Пуатье с торжествующей улыбкой.

— Я, дорогая Диана, иду распорядиться, чтобы слуги собирали вещи для отъезда в мои владения.

— А я как раз хотела дать вам такой совет, — заметила Диана.

Слеза отчаянья выкатилась из глаз герцогини д’Этамп.

Король же вызвал мажордома и сказал ему:

— Мне надоело в Фонтенбло. Распорядитесь, чтобы завтра мы могли поехать в Рамбуйе.

* * *

Мы не последуем за шевалье де Рагастеном и его товарищами в Париж, где они остались только на несколько часов и тут же отправились в сторону Италии.

Скажем только, что смерть Флёриаля от Жилет скрывали столько, сколько возможно.

И вот пришел миг, когда принцесса Беатриче открыла ей истину. Жилет чуть было не умерла от горя.

Но она была еще совсем молода… Она видела, в каком отчаянье от ее отчаянья Манфред, как он грустен от ее грусти — и постаралась, по крайней мере, спрятать свое страдание…

Потом постепенно большое горе утихло, как утихает у людей всякое горе. Время и любовь — два великих утешителя — утешили и скорбную душу Жилет.

В красивом итальянском городке Монтефорте, где они поселились, шевалье де Рагастен поставил в саду памятник из белого мрамора в честь Трибуле и Этьена Доле.

Потом в этом тихом, уютном уголке создались две новых семьи. В один и тот же день, 15 июня того года, про который мы рассказывали, сочетались браком Манфред с Жилет и Лантене с Авет.

Радостная церемония, совершившаяся прекрасным летним днем, была словно подернута дымкой печали… Обе молодые шептали каждая про себя:

— Отец, отец, почему ты не с нами?

Что до графа де Монклара, то рассудок так и не вернулся к нему. Ужасные события, вдохновленные и направленные Игнасио Лойолой, навсегда погрузили его мозг в ночь безумия. Но это было кроткое безумие.