Книга Венеция. Прекрасный город - Питер Акройд

И, разумеется, была еще одна болезнь, известная в просторечии как Смерть. Известно, что Венеция была первым европейским городом, в который пришла чума. Когда осенью 1347 года венецианская галера вернулась в родной порт из торгового плавания в Каффу на Черном море, она привезла в своем трюме черных крыс, на которых жили блохи Yersinia pestis. Торговые пути между Востоком и Западом сеяли смерть. Эпидемия распространялась также из Венеции. (Говорят, что Великая чума, разразившаяся в Лондоне более трех столетий спустя, началась после того, как в съемных комнатах на севере Друри-лейн умерли два венецианца). Так в Европу проникла Черная смерть. Весной 1348 года венецианские власти, напуганные массовыми смертями горожан, назначили трех человек, чтобы «тщательно рассмотреть все возможные способы сохранить здоровье города и избежать заражения воздуха». Это первый в истории Европы случай государственного и законодательного регулирования в области здравоохранения.

В Венеции очень рано возникла сеть общественных больниц. Было открыто множество церковных и благотворительных заведений для нуждающихся женщин, детей, сирот и опасно больных. К примеру, в 1735 году были учреждены специальные отделения для больных туберкулезом. В 1258 году уже существовала гильдия врачей и аптекарей, а полвека спустя государство выплачивало годовое жалованье двенадцати врачам-хирургам. В 1368 году была открыта Медицинская академия. В то время доктора пользовались благосклонностью государства. Они облагались небольшим налогом и могли одеваться как им было угодно. Они носили белые шелковые чулки и кружевные камзолы. Им разрешалось носить любое количество колец. Им вменялось в обязанность наблюдать за работой фармацевтов и аптекарей, но запрещалось участвовать в их доходах. Аптечное дело было развито в Венеции с древности, отчасти благодаря притоку лекарств из таких торговых портов, как Каир и Византия. С Востока поступало и самое чудодейственное средство, известное как treacle– смесь янтаря и восточных специй, которое якобы излечивало все болезни, от чумы до укуса змеи. От этого корня происходит английское treacle (патока, или противоядие).

Экономические и социальные последствия первой в Европе эпидемии чумы были огромны. Однако в городе в лагуне они имели особенности. Черная чума косвенно послужила спусковым механизмом крестьянского восстания в Англии и Жакерии во Франции, однако в Венеции подобных беспорядков или мятежа не было. Люди сохраняли спокойствие. При этом нехватка рабочих рук была так сильна, что в 1348 году правительство объявило, что предоставит гражданство каждому, кто поселится в городе в следующем году. Это неслыханное предложение больше никогда не повторялось.

В анналах города содержится более семидесяти записей о визитах Смерти. Чума 1527 года уничтожила пятую часть населения Венеции. Больные умирали прямо на улицах, а их тела плавали в каналах. Но самая страшная эпидемия случилась в 1575–1576 годах, когда погибло более трети населения. С июля 1575 по февраль 1577 года в Венеции умерли сорок шесть тысяч семьсот двадцать один человек. Из страха заразиться жены бросали мужей, а сыновья – матерей. Одной из жертв чумы стал Тициан, ничем не болевший на протяжении долгой жизни. Близлежащие острова, Ладзаретто Нуово и Ладзаретто Веккио, где прежде жили прокаженные, теперь были отданы жертвам чумы. Тех, кто казался здоровым, но вызывал подозрения, на двадцать два дня отправляли на Ладзаретто Нуово. Тот, кто нарушил предписание, на несколько лет изгонялся из города. Тех, кто уже заболел, высылали на Лазаретто Веккио, где условия заведомо были ужасны. В палатах раздавались стоны, некоторые больные бросались в воды лагуны, над островком висели клубы дыма от сжигаемых тел.

Город был охвачен пароксизмом ненависти к себе, являвшейся оборотной стороной веры в свое священное предназначение. В глазах некоего венецианского поэта целомудренная дева превратилась в orrido mostro (ужасное чудовище). Горожане, погрязшие в пороках и роскоши, навлекли на себя гнев Божий. К тому же и статус Венеции как абсолютной модели города работал против нее. Все города переживают упадок. Все города – приют смерти и болезни. Поэтому в мифе и предании Венеция должна была быть крайне нездоровым местом.

Нашествия чумы повторялись. С июля 1630 по октябрь 1631 года в городе умерли сорок шесть тысяч четыреста девяносто человек. Летом 1630 года бежало двадцать четыре тысячи человек – от болезни и изнуряющей жары, которая вызывает лихорадку. В поисках Божественной защиты возносились молитвы святым, но святые не слишком помогали. Венецианские врачи облачились в черные мантии, пропитанные воском и ароматическими маслами, покрыли голову капюшоном, глаза защитили большими очками, а нос – длинным клювом с фильтром на конце. Они сами казались привидениями. Но в силу любопытного акта переноса именно это зловещее одеяние стало одним из излюбленных карнавальных костюмов. Это было не только memento mori (помни о смерти), мотив, весьма характерный для стихии карнавала, но и способ посмеяться над смертью.

И все же те, кто сумел приспособиться к климату Венеции, обычно отличались отменным здоровьем. По меньшей мере аристократы жили, как правило, очень долго. Считалось, что мягкий климат способствует неге и чувственности. На вид венецианцы XVII–XVIII веков (а возможно, и позже) отличались нежной плотью и округлостью форм. Их кожа была бархатисто-белой. Однако внешность порой обманчива. Летописцы отмечали особую живость и импульсивность горожан. Венецианцам, создавшим свой город в неблагоприятных условиях, пришлось выработать твердый характер, чтобы его защищать и хранить. Как утверждалось в XIX веке, возбуждение поддерживает жизнь.

Многие венецианские дожи были избраны, когда им перевалило за девяносто. Город был раем для стариков, и местную форму правления можно, по сути, назвать геронтократией. «Никогда ни в каком другом месте, – писал Файнс Моррисон в конце XVI века, – я не видел такое множество глубоких старцев или сенаторов, уважаемых за их седины и старческую степенность». В венецианских архивах хранится сообщение о настоятельнице монастыря, обратившейся летом 1521 года с жалобой к правящему дожу, аббатисе было сто шесть лет. Тициан скончался в девяносто один год, Тинторетто в семьдесят шесть, Беллини в восемьдесят шесть. Пьетро Лонги было восемьдесят три, а Франческо Гварди восемьдесят один. В эпоху, когда они жили, это был весьма преклонный возраст. Он служит мерой их бурной деятельности, их гибкости и энергии, которыми отличается венецианский гений.

Было сказано, что венецианцы жили дольше современников. По мнению Макиавелли, постоянная активность горожан позволяла им держать болезнь на расстоянии. Возможно, трата жизненных сил позволяла им противостоять недугам. В наше время отсутствие транспорта в городе означает, что по улицам и мостам приходится ходить пешком. Поэтому современные венецианцы меньше страдают от гипертонии и сердечных заболеваний; однако из-за влажного воздуха они чаще болеют ревматизмом.

Венеция была городом смерти в совершенно ином смысле. Ее «убийства по суду» были известны всей Европе секретностью и быстротой. Людей, оскорбивших государство, незамедлительно уничтожали. Мартовским утром 1498 года бытописатель Марино Санудо услышал тихий разговор на улице, смысл которого заключался в том, что справедливость восторжествовала. Проходя по площади Святого Марка, он увидел на piazzetta высокое должностное лицо, болтавшееся между двумя колоннами. Чиновника, обвиненного в измене, повесили, никого не известив. Он был в своем обычном костюме с пышными рукавами. Почти триста лет спустя английский художник Джеймс Норткот с ужасом увидел болтавшееся между колоннами тело с табличкой, на которой значилось: «За государственную измену». Говорили, что если число приговоренных было недостаточным, власти брали трупы из больниц и вешали их, чтобы держать население в страхе. Впрочем, это весьма сомнительно.