Книга Хранительница тайн - Кейт Мортон

Он вернул ей книгу.

– Приглядись внимательнее. Текст написан разными авторучками.

Лорел пересела под окно, чтобы свет падал на книгу, поправила очки и всмотрелась в надпись.

Да, плохой из нее детектив. Лорел не понимала, как не видела этого раньше: слова о дружбе были написаны одной ручкой, имя «Дороти» – другой, тоже черными чернилами, но более тонким пером. Может, в авторучке кончились чернила и пришлось ее сменить? Какая-то уж слишком большая натяжка…

Лорел поняла, что хватается за соломинку, и ей сделалось стыдно, тем более что теперь она явно видела: почерк тоже немного отличается.

Дрогнувшим голосом она прошептала:

– Ты считаешь, мама вписала свое имя поверх надписи? Чтобы казалось, будто Вивьен подарила книгу ей?

– Я ничего не считаю. Я просто говорю, что текст написан двумя разными авторучками. Хотя в свете того, что пишет доктор Руфус, твоя гипотеза вполне правдоподобна.

– Да, – сказала Лорел, закрывая книгу. – Доктор Руфус. Расскажи все, что ты у него нашел про… – она помахала пальцами, – про мамины навязчивые состояния.

– Во-первых, это были не навязчивые состояния, а самые обычные навязчивые идеи.

– А что, между ними есть разница?

– Есть. Первое – диагноз, второе – свойство характера. Доктор Руфус отмечает мамины странности, но его пациенткой она не была – просто дружила в детстве с его дочерью. Мама ему нравилась, и он продолжал следить за ее жизнью, даже когда она выросла и уехала из Ковентри.

Лорел взглянула на фотографию молодой красавицы мамы.

– Неудивительно.

– Они регулярно встречались за ланчем…

– И он записывал все, что от нее услышал? Хорош друг.

– По крайней мере, для нас это оказалось очень полезно.

Лорел вынуждена была согласиться.

Джерри закрыл ежедневник и, глядя на приклеенный сверху желтый листок, продолжал:

– Согласно доктору Лайонелу Руфусу, она всегда была девочка компанейская, веселая и большая выдумщица – собственно, такая мама, какой мы ее знаем. Она росла в самой обычной семье, но при этом сочиняла себе другую, сказочную жизнь. Впервые доктор Руфус заинтересовался ею, потому что изучал нарциссизм…

– Нарциссизм?!

– …и в особенности роль фантазий как защитного механизма. Он заметил, что некоторые слова и поступки мамы, тогда еще подростка, укладываются в те закономерности, которые он исследовал. Ничего исключительного, просто определенный уровень самовлюбленности, потребность во всеобщем обожании, склонность считать себя особенной, мечтать об успехе и популярности…

– По-моему, все подростки такие.

– Вот именно. Это подвижная шкала. Некоторые нарциссические черты обычны и нормальны. Более того, есть люди, которые обращают эти черты в нечто такое, что приносит им общественное признание.

– Какие люди?

– Ну, не знаю. Актеры… – Джерри озорно улыбнулся. – Серьезно, в чем бы ни убеждал нас Караваджо, нарциссизм – это не просто смотреть в зеркало весь день.

– Да уж. Иначе Дафне пришлось бы от него лечиться.

– Однако люди, имеющие склонность к нарциссизму, подвержены навязчивым идеям и фантазиям.

– Скажем, выдумывают себе дружбу с людьми, которыми восхищаются?

– Да, именно так. Обычно такой невинный самообман проходит со временем, однако бывает, что реальность разрушает фантазию (скажем так, что-то разбивает зеркало), и тогда люди нарциссического типа склонны считать себя глубоко обиженными.

– И мстить?

– Да. Хотя в их глазах это не месть, а восстановление справедливости.

Лорел закурила.

– Руфус не очень-то входит в подробности, но, как я понял, в начале сороковых, когда маме было лет девятнадцать, у нее развились две главные фантазии. Первая: будто старая аристократка, у которой она служила компаньонкой, любит ее как дочь и намерена оставить ей в наследство огромное фамильное состояние…

– А та не оставила?

Джерри склонил голову набок, терпеливо дождался, пока Лорел скажет: «Ну да, конечно», и продолжил:

– Вторая – воображаемая дружба с Вивьен. Они были знакомы, просто совсем не так близко, как рисовала мама в своих мечтах.

– А потом что-то разрушило эти мечты?

Джерри кивнул.

– Руфус пишет, что Вивьен Дженкинс «унизила» маму. Он не упоминает обстоятельств, но, как я понял, Вивьен прилюдно сказала, что они незнакомы. Мама обиделась, расстроилась и разозлилась, а примерно месяц спустя он узнал, что она придумала какой-то план «чтобы все получили по заслугам».

– Мама ему сказала?

– Вряд ли. – Джерри заглянул в свои выписки. – Руфус не указывает свой источник, но по тому, как составлено предложение, я понял, что сведения поступили не напрямик от мамы.

Лорел втянула угол губ и задумалась. Выражение «по заслугам» заставило ее вспомнить разговор с Китти Баркер и особенно рассказ старухи про танцы, на которые Долли пришла с подругой детства из Ковентри и, как безумная, твердила про какой-то план. Лорел глубоко затянулась сигаретой. Очевидно, подруга из Ковентри – дочь доктора Руфуса. Она потом и рассказала обо всем отцу.

Бедная мама! Одна подруга от нее отвернулась, другая за нею шпионила. Лорел прекрасно помнила всю силу своих подростковых мечтаний и фантазий. Насколько легче стало, когда она сделалась актрисой и смогла направить их в творческое русло. А вот у Дороти такой возможности не было…

– Так что случилось, Джерри? Мама просто отбросила свои фантазии? Щелк – и нет их?

Слово «щелк» напомнило ей мамину историю про крокодила. И там речь шла именно о такой перемене. О превращении юной Долли из лондонских воспоминаний Китти Баркер в Дороти Николсон с фермы «Зеленый лог».

– Да.

– Это возможно?

Он пожал плечами.

– Это возможно, потому что это произошло. Мама – доказательство.

Лорел изумленно покачала головой.

– Вы, ученые, и впрямь верите тому, что говорят вам доказательства.

– Конечно. Потому они и называются доказательствами.

– И все равно, Джерри… – Лорел нуждалась в чем-то поубедительней. – Как она избавилась от этих черт?

– Если обратиться к теориям нашего доброго друга Лайонела Руфуса, у одних людей нарциссизм переходит в патологическое расстройство личности, а другие просто перерастают его с возрастом. К маминому случаю ближе всего подходит его наблюдение, что таких людей может исцелить тяжелое травмирующее событие – шок или горе вне их личного вымышленного мира.

– То есть оно возвращает их к реальности? Заставляет думать не о себе, а о других?