Книга Только одна ночь - Кира Дэвис

– Внутри? Ждет меня?

Она кивает, моргает, встает.

– Хотите, чтобы я принесла вам чего-нибудь? Кофе?

– Ты угощала его кофе?

– Да, эспрессо.

Я невольно улыбаюсь. Люди всегда боготворили луну. Я отказываюсь от кофе и от всего прочего и предлагаю ей сделать небольшой перерыв. Минут на пятнадцать… может, на полчаса; в общем, не торопиться. Она понимает меня с полуслова и уходит, пока я продолжаю пялиться на свою закрытую дверь.

Это мой кабинет. Я не должна нервничать, входя в него, и не важно, кто там внутри.

Но кабинету недолго оставаться моим, а внутри не просто «кто-то». Это ОН. Я чувствовала себя такой сильной, проснувшись сегодня утром. Я чувствовала себя сильной вчера вечером, когда отказалась наказывать бармена. Я чувствовала себя сильной, подавая заявление об уходе.

Но я так редко чувствовала себя сильной перед лицом Роберта. Так же трудно сказать ему «нет», отказаться от нашей связи.

– Это всего лишь луна, – шепчу я сама себе. Я кладу руку на ручку двери, делаю глубокий вдох и переступаю порог.

Он сидит перед моим столом, лицом к нему, смотрит на стеклянную стену. Он не поворачивается, но я знаю, что он ощущает мое присутствие, чует его…

Я закрываю за собой дверь.

– Ты уволилась.

Я осторожно продвигаюсь вперед, пока не оказываюсь в футе у него за спиной. Он по-прежнему не поворачивается.

– Я подала заявление.

– Давай обойдемся без эвфемизмов. Тебе они никогда особо не удавались. Ты отказалась от всего, от работы, от нас, абсолютно от всего, что имеет значение.

Я смеюсь. Ничего не могу с собой поделать. Я снова меняю положение, встаю перед ним, опираясь о свой стол.

– В мире очень много других важных вещей, Роберт.

– Ты должна сесть, – говорит он, не отрывая глаз от окна, – в свое кресло.

– Зачем?

– Потому что это твое кресло! – Он не кричит, но в голосе столько ярости, что я подпрыгиваю. Он отрывает взгляд от окна и смотрит на меня. – Это твой кабинет. Здесь твое место, пока ты не получишь другое, этажом выше, с новым троном и новой империей! Твое место здесь, твое место рядом со мной!

Я не отвечаю; голос изменяет мне.

Он встает, медленно, очень медленно; теперь между нами меньше четырех дюймов. Он берет мое личико в свои ладони и поднимает его.

– Твое место рядом со мной. – Гнев неожиданно сходит с него, уступив место усталости.

– Я тоже так думала, – спокойно произношу я, – пока ты не показал мне свой мир.

– Тебе не понравилось то, что ты увидела? – Он трясет головой. – Что-то я этого не замечал.

– О, это весьма соблазнительный мир. Ты можешь превращать фантазии в реальность. Тот бар, «Желание». – Я улыбаюсь и повторяю слово: – «Желание». Это как «Лабиринт Фавна» – своего рода сказка…

– Зато куда более интересная, чем диснеевские мультики для малышей, в которых хотел поселить тебя Дейв. – Он берет меня за руку и целует внутреннюю сторону запястья.

– Да, – говорю я, пытаясь сохранить фокус. – Вот только в этой сказке нет разницы между добром и злом. Ты просто загадываешь желание, и оно сбывается. Те, кто не играет по твоим правилам, вылетают из игры. Конечно, очень мило, когда ты сам загадываешь желания. Но это твой мир, Роберт, не мой.

Он отпускает мою руку; лицо его каменеет. Гнев, страсть, отчаяние и да – любовь, я вижу, как эта адская смесь разрывает его изнутри.

– Это может быть нашим миром. Вот чего я хочу, Кейси. Я хочу, чтобы мы правили бок о бок. Я хочу, чтобы исполнялись наши желания. Это вполне может случиться, просто дай мне время…

– О, Роберт, можно переписать историю, но нельзя переписать настоящее. Я ухожу от тебя и с этой работы не из-за силы, которой я не имею, а потому, что я не желаю править. Только не так.

– Значит, ты хочешь быть игроком в чужой игре? – взрывается он. – Хочешь, чтобы тебя растоптали? Все у тебя забрали?

Я кладу руку ему на грудь, прямо над сердцем.

– Я все думала, что нас связывает. Я никак не могла понять, почему нас так тянет друг к другу. Даже придумала для себя, что ты – луна, а я – океан, что мои приливы и отливы зависят от твоего притяжения.

Он улыбается, в первый раз за все время.

– Луна и океан, мне это нравится.

– Красивая метафора, – соглашаюсь я, – но, может, слишком незамысловатая. Думаю, я почувствовала в тебе родственную душу, которая тоже от чего-то бежит.

Он хмурит брови и отстраняется от меня.

– Я ни от чего не бегу, Кейси. Никогда не бежал.

– Роберт, ты убегаешь всю свою жизнь. И я тоже. Единственная разница в том, что я бежала от ошибок своей сестры, а ты – от ошибок родителей. Мы так усердно лезли из шкуры вон, чтобы не стать ими, что забыли, как быть самими собой.

– Нет, – по-детски надувается он. – Я уберег тебя от этого! Это Дейв пытался переделать тебя. Это он пытался превратить тебя в степфордскую женушку! Я освободил тебя!

– Нет, Роберт. Ты просто заставил меня бежать в противоположном направлении.

Он прижимает ладонь к животу, сгребает ткань рубашки в кулак, и на мгновение я вижу маленького мальчика, вынужденного стоять и смотреть, как его отца волокут в тюрьму за преступление, которого он не совершал. Мальчика, наблюдающего за тем, как его мать подсчитывает, сколько яблок они могут позволить себе положить в корзинку. Я вижу его смятение. Его растерянность.

Я снова делаю шаг вперед, тянусь к нему, но он опять пятится от меня… но недалеко. Когда я делаю еще шаг вперед, он остается на месте, позволяет мне погладить его по щеке, чистой после бритья. Он прикрывает глаза, и вот оно, то, что я считала невозможным…

Луна роняет слезу.

Я целую ее, потом еще одну. Он всхлипывает, когда я прижимаю его к себе, обнимаю, собираю губами соленые слезы, рекой покатившиеся по щекам. Мне хочется успокоить маленького мальчика у него внутри. Хочется обнять его, сказать, что все в порядке, что он может расслабиться. Он может остановить свой бег.

Он находит мои губы, жадно впивается в них; заключает меня в кольцо, прижимается еще крепче. Я чувствую, как отчаянно он нуждается во мне, и от этого у меня перехватывает дыхание.

– Давай прекратим убегать, – шепчу я, и через секунду мы стоим на коленях в объятиях друг друга. Он снимает с меня жакет. Его щеки, его губы все еще соленые от слез.

Он нежно опускает меня на пол, и, когда я шепчу его имя, у него из груди вырывается крик, а вместе с ним вздох облегчения, который он сдерживал все эти годы.

Наши рубашки летят в сторону; только кожа к коже. Я чувствую это, но не вижу. Мы смотрим друг другу в глаза, закрывая их только на время поцелуев, которым мы страстно предаемся.