Книга Слепой секундант - Дарья Плещеева

— Да господи, откуда мне знать?!

— А как ей письма вернут?

— Того я не понял…

— Может, Евгения узел заберет? Для того наконец дамой одевшись?.. А что в ларце?

— Это я знаю! Велено камни из парюр[21]выковырять, а перстни — с камнями класть, места займет мало, а стоит — как целый дворец… У Василисы список был — какие у барыни есть богатые украшения. А камушки-то продать нетрудно, любой ювелир возьмет и родословия не спросит…

— Казанская, выходит… И все события — на дамской стороне храма… Черт возьми!

Женщин у Андрея в распоряжении почитай что и не было. Маша, при всей неожиданной силе характера, — хрупка, мала ростом, нечего ей делать в толпе. Дуняшка — крепостная, ее легко испугать. Оставалась Гиацинта. Ну, этой только дай волю! Статная, голосистая, норовистая — и к тому же какая замечательная роль!

— Господин Валер! — позвал он.

Валер явился на зов, и Андрей вкратце передал ему суть дела.

— Есть вероятность, что Позднякова откажется платить, — сказал Соломин. — Но Василиса не дура и может сказать Поздняковой, что все знает о готовящейся свадьбе… Я полагаю, у нас есть один шанс действительно выследить и изловить злодеев, и это — Пасхальная ночь. Судите сами — бегство Фофани только дурака не наведет на мысль, что похитил его я. До Пасхальной ночи — считанные часы. Василиса может послать Поздняковой записку и назначить другое место, хотя и другим местом, скорее всего, будет храм. Только там можно забрать узел с ларцом без риска. А Василиса обещала Евгении, что сама справится с поручением, и как раз в Пасхальную ночь… Может ли Гиацинта прийти в храм, быть рядом с Поздняковой и потом проследить за Василисой?

— Вам угодно, чтобы я отправил в эту опасную экспедицию свою единственную дочь? — спросил Валер. — Зная, что в ней нет ни золотника осторожности, зато три с половиной пуда упрямства и азарта?

— Вы вправе отказаться.

— И я отказываюсь.

— Пусть так.

Больше Андрей не сказал Валеру ни слова. Он уже продумывал, как обезопасить Машу. Но знать бы точно, куда ее отправлять!

— Еремей Павлович! — позвал он. — Одеваться! И вели Тимошке закладывать лошадей.

В трактире Андрея уже ждал Скапен-Лукашка. Был он угрюм и недоволен собой — охотники упустили Позднякову. Она скрылась из своего дома, переодетая в шубу какой-то из приживалок, уехала на извозчике.

— У Венецкой не появлялась? У Копьева?

— Сдается, нет.

— Не хнычь. Продолжайте следить и дальше. Я же съезжу на Гончарную и вскоре вернусь…

Граве, узнав, что в Пасхальную ночь может потребоваться его помощь, внезапно обрадовался.

— Выходит, я в такую ночь буду в церкви? Соломин, это знак!

— Ты веришь в знаки?

— Поверишь тут… Может, Господь простил меня, если так все получилось? И можно будет… — Граве прислушался. — Эрнест идет, будь он неладен! — и доктор, перейдя на немецкий, заговорил о необходимости постельного режима.

Вернувшись в трактир, Андрей узнал такую новость: Василиса с Дедкой переругались насмерть, сквозь двойные оконные рамы слышно было, как она на него орет.

— Вот и замечательно! Вовремя мы ей пропажу вернули, — сказал Андрей. — Сейчас, после того как она Евгении побрякушками поклонилась, ей уступать бразды правления Дедке вовсе не с руки. Теперь слушайте меня, молодцы. Больше по дворам возле Василисина дома не болтаться, следить с чердака, быть наготове. Недоставало только ее в последний миг спугнуть. Я поеду к господину Венецкому, уговорюсь с ним — статочно, потребуются верховые лошади.

— А с госпожой Поздняковой как быть? — спросил Скапен-Лукашка. — И с той, в мужском платье?

— Есть у меня подозрение, что до Пасхи Позднякова не покажется. Может, сбежала вообще с перепугу в какой-нибудь Иркутск, — подумав, ответил Андрей. — Может, получила известие от дочери и выехала ей навстречу. Смотреть же надо за Копьевым. И тщательно! Что же касается Евгении — наблюдать издали, и ежели она куда поедет — то по возможности преследовать незаметно. Я уговорюсь с господином Валером — его извозчик будет у нас на подхвате…

И безмолвно Андрей выругал себя за то, что даже во время армейской службы, когда развлечений мало или вовсе никаких, не выучился порядочно играть в шахматы. Многие офицеры ими баловались, а он все новые книжки норовил раздобыть. А теперь вот и держи в голове все эти ниточки, веревочки и взаимосвязи! Шахматист-то таким умственным играм навычен.

* * *

Субботний вечер наступил.

В церкви перед службой было полно народа — прихожане святили крашеные яйца, куличи, пасхи, даже яблоки. Припасы несли в корзинках, укрытые салфетками и полотенцами, в самом храме, выставив их на скамейки, женщины безмолвно выхвалялись одна пред другой красотой своего кулинарного рукоделия, сочным цветом яиц. Соседки, в иное время потчевавшие друг дружку яростной бранью, благостно помогали теперь друг дружке зажечь высокие тонкие свечи и воткнуть их в куличи. Тут же были и дети — совсем маленьких принесли, чтобы они хоть так приобщились к празднику, брать их на ночную службу было просто невозможно, а тем, что постарше, очень нравилась теснота и суета вокруг припасов.

Андрей, сидя в возке, еще раз перебирал в памяти, все ли сделано, всюду ли расставлены часовые. Но при этом он испытывал неловкость — в этот вечер следовало помышлять не о дурном и гадком. Андрей знал дивную особенность вечера — казалось бы, и Великий пост, и каша на воде, и думай о Страстях Господних, и плачь о своих грехах, но уже просыпается в душе радость, и ничего ты с ней не поделаешь. Так бывало всегда, только не сегодня. Отменная встреча Пасхальной ночи, Святой ночи — с заряженным пистолетом в руке и готовностью в душе — стрелять и убивать! Он не исповедался и не причастился — не до того было, чтобы вдумчиво готовиться к исповеди, и мало хорошего мог он на ней сказать.

Так что, сидя в возке, Андрей думал, что все справедливо — недостоин он того, чтобы в этом году быть вместе со всеми в храме Божьем. Охотники — достойны, потому что за их дела он, Андрей, перед Богом в ответе. Граве — достоин, потому что возвращается, словно блудный сын из долгого странствия, блудного сына Господь не отвергнет. А капитан Соломин? Соломин отгородился от небес крышей старого, чуть живого возка. Думает — если не смотрят на него в церкви святые образа, так и никто его не видит, как он сам никого не видит. Однако есть крест на груди. И еще кое-что есть! Святой Георгий Победоносец, «царь на коне»! Надо же, пришел на память…

Барахтаясь в тесном возке, Андрей обшарил все настенные суконные карманы, в которых какого только добра не нашлось — нестираные полотенца, пустые бутылки, кружки, старая щетка для одежды, сломанные гребешки… И сквозь все это нужно было прокопаться до дна, чтобы нашарить мелкую монетку. Но Андрей и тут показал свое упрямство. Уложив монетку на левую ладонь, он гладил ее пальцем, пытаясь определить контуры конной фигуры и змея.