Книга Лексикон - Макс Бэрри

– Я тут.

На стене позади него висит меч, ему триста лет, но он все еще может рубить. Только вот у Йитса нет для этого навыка. Но, возможно, это не будет иметь значения, если она подойдет поближе. Пусть думает, что это декорация.

– Я пришла убить тебя, – сказала она. – Сообщаю на тот случай, если у тебя остались какие-то сомнения

Йитс глубоко вздохнул. Ему требовалось несколько мгновений, чтобы успокоиться.

– Эмили.

– Вульф, – сказала она. – Сейчас я Вульф.

Интересно. А не изменила ли она свой сегмент? Это вполне возможно. Не исключено, что она не улучшила свою оборону, а просто каким-то кардинальным образом изменила базовые характеристики своей личности. Это можно сделать, если попрактиковаться. В таком случае она становится уязвимой для другого набора слов. Да. Она наверняка отказалась от своей предыдущей сущности, чтобы дистанцироваться о того, что она натворила в Брокен-Хилл. Ему нужно срочно понять, чем она стала.

– Как ты попала сюда?

– Просто пришла.

– Но вестибюль кишит сотрудниками службы безопасности.

– Этими ребятами в шлемах? Ага. Ведь они каким-то образом экранированы, верно? Защищены от компрометации.

– По идее, да.

– Так и есть. Но Фрост-то не защищен.

– А, – сказал Йитс. – Значит, там не было никаких сотрудников.

– Ни одного.

Трудно читать по лицу человека, которого не видишь. Визуальные сигналы очень важны. Но и с этим можно справиться. И он справится. Главное – чтобы она продолжала говорить.

– Как я понимаю, ты считаешь, что я причинил тебе зло?

– Можно выразиться и так.

– Ну, – сказал Йитс, – я не стану унижать нас обоих, делая вид, будто извиняюсь. Но позволь обратить твое внимание вот на что: твои интересы пострадают, если ты убьешь меня.

– Вот в этом я с тобой не согласна. То есть я думала об этом. Прийти сюда со словом, заставить тебя вернуть меня в Организацию – это было бы интересно. Не буду отрицать, это очень привлекательно – превратить тебя в своего раба до конца твоих дней. Но это не выход. У меня, видишь ли, есть одна небольшая проблема. Она образовалась, когда ты отправил меня в Брокен-Хилл, чтобы я запустила этот приказ убивать. Я почти посмотрела на него. Поймала отражение. Глупо. Этого не хватило, чтобы скомпрометировать меня. Оказалось мало. Отражение слова было перевернуто. И не отчетливо. Но, думаю, кусочек в меня пробрался. Я называю его звездочкой. Я его так и ощущаю. Как звездочку в глазу. Не очень приятное ощущение. Она хочет, чтобы я поступала плохо. Однако я нашла способ контролировать ее. Я концентрировалась на мысли, что убью тебя. Когда я это делаю, звездочка не так мучает меня. Я не чувствую потребности убить кого-то еще. Так что видишь, Йитс, вопрос о твоей смерти для меня обсуждению не подлежит.

Йитс был потрясен. Таких деталей он не знал.

– И что потом?

– Прошу прощения?

– После того, как убьешь меня. Что потом?

– А вот это тебя не касается.

– Наверное, нет, – сказал он. – Отлично. Мы пока оставим эту тему.

– Не будет никакого «пока», Йитс. Во всяком случае, для тебя.

– Гм, – сказал Йитс.

Он уже ограничил свой выбор примерно десятком сегментов. Ему очень хотелось опробовать на ней слова, предназначавшиеся для всех, на что потребовалось бы пятнадцать секунд. Однако это было крайним средством. И он опасался ее мгновенной реакции. Поэтому решил выждать и узнать еще чуть-чуть.

– Прежде чем мы пойдем дальше, я кое в чем тебе признаюсь.

– О? – Он услышал, как ее халат чиркнул по полу.

– Ты здесь благодаря мне. Все эти события, до последней детали, срежиссированы мною. Самым сложным было придумать, под каким предлогом я так долго не забираю элементарное слово из Брокен-Хилл. Если честно, я рассчитывал, что ты будешь действовать быстрее. Мне уже стало казаться, что этот спектакль никогда не кончится. Но вот ты здесь. Жаждешь мести, принесла мне слово… Всё по плану.

– Серьезно? – сказала она. – Должна отметить, что отсюда, где я стою, все это действительно выглядит как отвратительный план.

– Я приехал в Брокен-Хилл в разгар этого жертвоприношения и был тронут. Искренне тронут. Я тогда понял истинную силу элементарного слова. Оно развратило бы меня. Рано или поздно оно стало бы моей гибелью – так всегда бывает с незаслуженно полученной властью. И у меня нет намерения зря растрачивать жизнь на временное величие. Как только я получу от тебя слово, я оставлю на этом мире такую отметину, которую невозможно будет стереть.

– Ты, Йитс, несешь полнейшую чушь.

Он едва заметно пожал плечами:

– Вероятно, мои мотивы – за пределами твоего понимания. Ты обычный человек, а я – нечто большее. Но я хочу, чтобы ты знала: мне не нужны слова, чтобы заставить тебя исполнять мою волю. Ты – моя марионетка, несмотря ни на что. Ты стоишь тут не потому, что так пожелала, а потому, что тебя заставил я. Потому что нанести поражение элементарному слову, которое ты держишь в руках, – это вызов, брошенный мною самому себе, чтобы доказать: я готов владеть им.

– Ты, ублюдок, я собираюсь прикончить тебя, – сказала она. – Я прошла через все расставленные тобой линии обороны. Ты видишь это своими глазами.

Йитс поднялся из кресла и развел руки. Он задышал глубоко, но так, чтобы она этого не заметила. Семьдесят седьмой сегмент. Он в этом не сомневался. Есть еще двести двадцатый, но там больше страха и неуверенности в себе. Интересно, что часто эти два сегмента встречаются у родных братьев и сестер: старший ребенок из двести двадцатого и младший из семьдесят седьмого. Вполне вероятно, что Вульф может соскальзывать то в один, то в другой.

– Вот он я, – сказал Йитс. – Убивай.

Он услышал, что она приближается. По ту сторону его стола стояли два широких кресла, и они сильно ограничивали ей пространство для маневра. Если действовать стремительно, он успеет схватить меч и нанести ей удар.

– Ты, Йитс, даже не представляешь, как сильно мне этого хочется. Я знаю, что так говорить плохо. Про свои желания. Но мне ужасно хочется.

Он слышал ее дыхание. Теперь оно было очень близко. Он чувствовал: достаточно ему протянуть руку, и он дотронется до нее. Йитс продолжал наполнять легкие кислородом, готовясь произнести слова, которые сделают Вульф его рабой.

– Эй, – сказала она, – а что это за слово? Когда японские парни совершали что-то плохое, они, чтобы загладить вину, вспарывали себе брюхо. Ты это знаешь? Потрошили себя. Как это называется?

Он не ответил.

– Сеппуку, – сказала она. – Думаю, что так.

В его сознание закралось сомнение. А она точно из семьдесят седьмого?