Книга Особняк - Уильям Фолкнер

— Заходите, у вас места в первом ряду!

И они услышали, как он ругается: но честной, грубой уличной руганью, а тихими комнатными похабными словами такой силы, что Чарльз подумал: если старик когда-нибудь так умел ругаться, то на старости лет пора бы и позабыть.

Тут он приподнялся в кресле, и Чарльз увидел, куда он смотрит, — небольшой предмет, не длиннее кирпича, завернутый в кусок мешковины, был привязан к развилке ближнего персикового дерева, футах в двадцати от дома, так что конец смотрел прямо в окно, и Гэвин крикнул: «Стоп! Стоп! Не подымайте!» — и даже схватился за сетку, но поздно: старый Медоуфилл уже привстал, прислонил ружье к стенке и, схватив ручку обеими руками, рывком поднял сетку. Персиковое дерево словно выплюнуло дробовой патрон острым тонким плевком прямо в окошко; дядя Гэвин потом говорил, что буквально на его глазах проволоки на подымающейся кверху сетке расщепились и раздались там, где в них ударил крохотный взрыв. Чарльз и сам словно услышал, как мелкая дробь хлестнула по животу и груди старика Медоуфилла, и он как-то подскочил и опрокинулся в кресло, но оно выкатилось из-под него, так что он очутился на полу, где и остался лежать с выражением недоуменного возмущения — ни боли, ни испуга, ни волнения, только возмущение. Он тут же привстал и схватился за ружье.

— Кто-то в меня стрелял! — сказал он.

— Ясно, кто, — сказал дядя Гэвин, отнимая у него ружье. — Свинья и стреляла. Да разве она виновата? Не двигайтесь, сейчас посмотрим.

— Какая к черту свинья! — сказал старик. — Это он, распротакой, распроэтакий Маккинли Смит!

Его не ранило, только обожгло, опалило до пузырей, потому что мелкая дробь должна была пробить не только брюки и рубаху, но и толстое зимнее белье и поэтому застряла под самой кожей. Но он совсем взбеленился, он бушевал, орал и ругался, пытаясь отнять ружье у дяди Гэвина (миссис Медоуфилл уже прибежала в комнату, закутав голову платком, словно в ту минуту, как свинья переходила незагороженную границу их участка, ей это передавалось на расстоянии каким-то неизбежным, роковым образом, словно сигнал электрического глаза, который открывает двери), но потом старик выдохся и пришел в сравнительно спокойное состояние. И тут он все рассказал: два дня назад Сноупс сообщил Эсси, что он подарил свинью Маккинли на новоселье, а может быть, так Сноупс надеялся, и на близкую свадьбу, но тут дядя Гэвин перебил старика:

— Погодите! Эсси сказала, что мистер Сноупс подарил свинью Маккинли, или она говорила, что он сказал, будто бы он ее подарил?

— Что такое? — сказал Медоуфилл. — Что такое? — И тут он опять стал ругаться.

— Лежите смирно, — сказал дядя Гэвин. — Вы целый год стреляли в эту свинью, и ничего ей не сделалось, так что теперь один заряд дроби и вам не повредит. Но ради вашей жены мы вызовем доктора. — Дядя Гэвин снял обрез с дерева, это была очень ловко сделанная западня — дешевое, мелкокалиберное ружье с отпиленным стволом и прикладом было укреплено на доске, и вся эта штука, завернутая в мешковину, привязана к развилке дерева, а черный шнур, крепкий и тонкий, протянут от курка через отверстия нескольких гаек прямо к сетке оконной рамы, причем обрез был нацелен примерно на фут выше подоконника.

— Если бы он не привстал, перед тем как поднять сетку, весь заряд попал бы ему прямо в лицо, — сказал Чарльз.

— Ну и что? — сказал его дядя. — Думаешь, тому, кто это наладил, было не все равно? Ему было безразлично: либо эта штука напугает старика, доведет его до бешенства, и тогда он налетит уже на Смита с ружьем в руках, а ружье-то на этот раз было заряжено настоящей пулей, — видно, старик, собирался стрелять всерьез, — и тут Смиту пришлось бы убить его из самозащиты, либо выстрел из обреза ослепит старика, а может, и убьет его на месте, в кресле, и тем самым все разрешится. Так или иначе, отец Эсси будет убит, а ее любимый может попасть в тюрьму, если он его убьет, вот и придется иметь дело только с Эсси.

— Хитро придумано, — сказал Чарльз.

— Нет, хуже. Не хитро, а подло. Всякий непременно подумал бы, что такой обрез мог сделать только ветеран войны, моряк тихоокеанского флота, хотя бы он начисто отрицал это.

— И все-таки хитро задумано, — сказал Чарльз. — Даже Смит согласится, что хитро.

— Верно, — сказал дядя Гэвин. — Вот за этим-то я и привел тебя сюда. Ты тоже бывший военный. Может быть, мне понадобится толмач, когда придется с ним договариваться.

— Да я же всего только майор, — сказал Чарльз, — не такой это чин, чтоб меня слушался сержант, а уж сержант морской пехоты и подавно.

— Он всего лишь капрал, — сказал его дядя.

— Да, но это же морская пехота, — сказал Чарльз.

К Смиту они пошли не сразу, в это время он был у себя на хлопковом поле. «Да, — подумал Чарльз, — если бы я был на месте Сноупса, то меня тоже сейчас не было бы дома». Но Сноупс был дома. Он сам отворил двери, на нем был кухонный передник и в руках сковородка, на сковородку было даже выпущено яйцо. Но на лице у него никакого выражения не было.

— Джентльмены, — сказал он с расстановкой. — Заходите.

— Нет, спасибо, — сказал дядя Гэвин. — Мы ненадолго. Кажется, это — ваше? — Тут же стоял стол. Дядя Чарльза положил на него сверток и откинул край мешковины, так что обрез покатился по столу. И все же ни на лице, ни в голосе Сноупса ничего не отразилось.

— Но ведь это, как вы, юристы, говорите, улика косвенная, верно?

— Да, конечно, — сказал дядя Гэвин. — Но теперь все разбираются в отпечатках пальцев, да и в обрезах тоже.

— Понятно, — сказал Сноупс. — Вы как будто не собираетесь мне его дарить?

— Конечно, нет, — сказал дядя Чарльза. — Я его вам продам. За дарственную на имя Эсси Медоуфилл на тот кусок вашего участка, который хочет купить нефтяная компания, плюс те тринадцать футов земли, что мистер Медоуфилл считал своими. — И тут Сноупс совершенно застыл на месте, как стыло яйцо на сковородке. — Да, вы правильно поняли, — сказал дядя Гэвин. — Иначе я поинтересуюсь, не хочет ли Маккинли Смит купить у меня эту штуку.

Сноупс пристально посмотрел на дядю Гэвина. «Пройдоха, сразу видно», — подумал Чарльз.

— Да, с вас это станется, — сказал Сноупс, — наверно, я сам бы так сделал.

— Я тоже так думаю, — сказал дядя Чарльза.

— Полагаю, что мне надо пойти поговорить с кузеном Флемом, — сказал Сноупс.

— Полагаю, что нет, — сказал дядя Чарльза. — Я только что из банка.

— Полагаю, что я и тут поступил бы так же, — сказал Сноупс. — В котором часу вы будете у себя в приемной?

Они могли бы повидаться со Смитом у него дома к вечеру. Но еще не было двенадцати, а они уже стояли у загородки и смотрели, как Маккинли Смит на своем муле едет вдоль длинной черной полосы земли, вывороченной лемехом плуга. Потом он остановился у загородки напротив них, голый до пояса, в рабочих брюках и военных сапогах. Дядя Чарльза подал ему дарственную.