Книга Спиридов был - Нептун - Иван Фирсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незадолго до отправки экспедиции в Адмиралтейств-коллегии окончательно утвердили инструкцию Чичагову. Впервые Спиридов общался с знаменитым ученым. Круглолицый, скромно одетый, в светлом парике, далеко не новом камзоле, с широкими покатыми плечами, Ломоносов говорил мало, больше прислушивался к морякам. Его лицо, несмотря на преклонные годы, то и дело озаряла застенчивая улыбка. Запомнились Спиридову вещие слова Михаилы Ломоносова:
— Северный океан есть пространное поле, где взойдет российская слава через открытие мореплавания в Индию и Америку...
Адмиралтейств-коллегия пребывала в заботах о снаряжении экспедиций, императрица готовилась отъехать в Ригу, а неподалеку, в Шлиссельбурге, разыгралась очередная кровавая драма. Истекал кровью последний законный претендент на русский престол, Иоанн Антонович.
Двенадцать лет назад, когда Спиридов проезжал мимо Холмогор, низложенный император еще пребывал там, давно разлученный с родителями, Анной Леопольдовной и Антоном-Ульрихом. Мать его давно скончалась при родах, а его самого через десять лет по указу Елизаветы инкогнито перевели в крепость Шлиссельбург и содержали без имени в одиночной камере... В свое время его тайно лицезрели Елизавета, Петр III, Екатерина...
Ровно через месяц после расправы с Петром III Екатерина поручила верному Никите Панину ужесточить содержание последнего законного соперника за трон. И Никита Панин в «строжайше секретной инструкции» двум офицерам, приставленным для охраны Иоанна Антоновича,, неукоснительно предписал в случае попытки освободить, «арестанта умертвить, а живого никому его в руки не давать».
Собственно, и сами караульные офицеры жили безвыездно в крепости на положении узников, а имени заключенного не знал никто, даже комендант крепости...
Но за ее пределами это имя, оказывается, знали, и молва расходилась кругами по столице. Достигла она и ушей подпоручика смоленского полка Василия Мировича, племянника Ивана Мазепы. На два его прошения о возвращении части мазепинских поместий и назначении ему пенсии Екатерина ответила отказом. Мирович, глядя на прошлые страсти у трона, решил столкнуть Екатерину и возвести на престол Иоанна Антоновича. Его поддержал тезка, поручик Ушаков, но неожиданно он утонул, и Мирович начал дело в одиночку.
Будучи назначенным 5 июля 1764 года в караул крепости, Мирович, зная об отъезде Екатерины в Ригу, подал караулу команду: «К ружью», арестовал коменданта крепости, полковника Березникова, и двинулся к каземату. Неожиданно оттуда послышались выстрелы. Мирович построил солдат, зачитал им манифест и приказал выкатить пушку.
Пушка возымела действие, офицеры охраны сделали свое дело и крикнули Мировичу, что он может взглянуть на вожделенного узника. Посреди камеры на полу лежало мертвое тело.
— За что кровь невинную пролили? — отчаянно вскликнул Мирович. Распорядился перенести убитого на кровать, поклонился ему и обратился к солдатам: — Вот вам государь Иоанн Антонович, и теперь мы не столь счастливы, как бессчастны. А всех более я потерплю, а вы не виноваты.
Конец подпоручика красочно описал Гаврила Державин, очевидец этого события:
«Мировичу отрубили голову на эшафоте. Народ, стоявший на высотах домов и на мосту, необвыкший видеть смертной казни и ждавший почему-то милосердия государыни, когда увидел голову в руках палача, единогласно ахнул и так содрогся, что от сильного движения мост поколебался, и перила обвалились».
Чичагов и Креницын отправились по назначению, а на Балтике началась очередная кампания.
Несмотря на недостаток людей на кораблях, Спиридов вывел эскадру далеко за пределы залива, спустился к Гогланду. Неделями на ходу перестраивал эскадру в две кильватерные колонны, отрабатывал маневрирование по сигналам флагмана. Далеко не все командиры разбирались и четко исполняли замыслы командующего эскадрой. Некоторые командиры вместо поворота вправо ворочали влево, без сигнала покидали строй и совершали несуразные маневры. С флагмана то и дело гремела пушка с позывными провинившихся кораблей. Так командующий эскадрой выражал свое недовольство.
А где-то далеко, у Гогланда, эскадра остановилась, корабли отдали якоря, командиры прибыли к флагману.
Спиридов отчитывал командиров за упущения, а сам понимал, что добрая половина капитанов впервые за последние два-три года вышла в море, в экипажах большой некомплект офицеров и матросов, отсюда и медленное, а то и неправильное исполнение сигналов флагмана. Стоит одному-двум матросам, впервые ступившим месяц назад на палубу корабля, неверно, по незнанию, отдать или подобрать какую-либо снасть у паруса, и корабль прытко понесется по ненужному румбу или, наоборот, потеряет ход, увалится под ветер и станет поперек пути следом идущих мателотов[44]...
Эти и другие прорехи флагман подробно разбирал с командирами, указывая молодым, взыскивая с нерадивых, хвалил расторопных, таких, как командир «Европы» Федор Клокачев, И все с одной целью — на первых порах сплотить эскадру в единый организм.
Флот каждое лето в изнурительных походах старался поднять свою выучку, чтобы всегда быть готовым к схваткам с штормовым морем и неприятелем.
В то же время гвардия на берегу, отстояв в карауле в царских покоях и дворцах Петербурга, Ораниенбаума, Петергофа, изнывала от безделья, шлялась по кабакам, утешалась драками...
Три года назад на ее штыках захватила власть Екатерина, и тут же, по примеру Елизаветы, но более щедро, наградила верных гвардейцев. Благо Лондон не поскупился в то время на фунты стерлингов, а деревень у державы было не счесть. Не постеснялась тогда Екатерина и публично, в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявить о своем «благоволении и милости» — почти полсотни гвардейцев получили больше сотни тысяч рублей, а кто и деревеньки, в которых вышло на круг десять тысяч душ крепостных...
Подражая «дщери Петровой» в манифестах и указах, стала нагло называть Петра Великого своим «дедом». Расчет был верный. Манифесты и указы священники и дьяконы читали с амвонов храмов без комментариев, безграмотным людям, авось уверуют со временем.
Вспомнила Екатерина и приверженность ее «деда» к морскому делу, не позабыла, что Елизавета временами общалась с моряками на палубах кораблей.
Ранней весной 1765 года, как обычно, готовил Спиридов эскадру к выходу на рейд. Как и в прошлую Кампанию, на кораблях не хватало матросов, треть командиров списалась на берег, многие из них ушли в армейские полки, кому-то посчастливилось определиться чинами поменьше в гвардию. Корабли кое-как снаряжали из цейхгаузов пушечными припасами, рассчитывали, авось только салютовать придется, латали изношенные паруса, грузили недостающие якоря. Частенько приходилось в штормовую погоду срочно рубить якорные канаты и оставлять на дне якоря. А без них в море идти нельзя.
В мае месяце корабли начали буксировать на рейд, а к Спиридову внезапно наведался Мордвинов.