Книга Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю, я так тронута. Вы такой добрый, Сергей!
— Моей заслуги тут нет: невольно добреешь, находясь рядом с вами, в нежном сиянии ваших глаз.
Вновь заглянул Менев.
— Не могли бы вы, господин Ботушан, допросить также и слуг?
— Охотно, если вы этого желаете.
Завершив Страшный суд и в пекарне, Сергей протянул Меневу руку и сказал:
— История выходит весьма запутанная, и навести здесь порядок мне будет не так легко, как я предполагал. Но я обещаю вам, что мобилизую все силы, чтобы уладить дела, и надеюсь, мне это удастся. Я немедленно приступаю к работе.
Он попрощался, и Наталья отправилась его проводить.
Когда Онисим подвел лошадей, к всеобщему ужасу возвратилась Зиновия. Общество в столовой тут же рассыпалось, и только Карол мужественно остался сидеть на месте. Зиновия спешилась и подала Сергею знак, чтобы он последовал за ней в сад.
— Ну, как дела? — спросила она.
— Они капитулировали.
— Поздравляю вас, а Наталья?
— Время терпит.
— Вы восхитительны! Любящий, у которого в запасе так много времени, как у вас, мне еще никогда не встречался.
Она кивнула ему и прошла в дом.
Сергей вернулся к Наталье.
— Прошу вас, — нерешительно проговорила она, — избавьте нас, прежде всего, от этих мерзких евреев.
— Мигом. Но вы не спрашиваете, о чем я разговаривал с Зиновией?
— Уж если я вам доверилась, то доверилась от всего сердца. Мне нет нужды это знать.
Тогда Сергей собрал вокруг себя евреев.
— Я обладаю необходимыми полномочиями, чтобы навести здесь порядок, — начал он. — И среди прочего — разобраться с вами.
— Благослови Господь вас и ваших детей и внуков, — хором закричали черные лапсердаки, и двадцать счетов заполоскались на ласковом весеннем ветру.
— Ну, так быстро это не получится, — с улыбкой сказал Сергей. — Сегодня во второй половине дня я буду в городе, в гостинице «De Pologne», там каждый из вас сможет предъявить мне свои требования.
— Что еще предъявлять, ваше высокородие, здесь все черным по белому написано!
— Здесь я не буду вести переговоры, и заплачу я тоже не здесь. В пять часов пополудни в гостинице «De Pologne». И на этом баста!
— Тогда, золотой вы наш благодетель, выдайте сейчас каждому хотя бы по малюсенькой ассигнации.
— Нет, ни копейки.
— В таком случае мы остаемся тут, ваше высокородие, мы должны воочию увидеть деньги.
— Это как вам угодно. В пять часов я буду в гостинице. Кого там не окажется, пусть потом пеняет на себя.
— Как так? Разве право не на нашей стороне? Если мы не получим сполна свои деньги, то обратимся в суд.
— Это тоже как вам будет угодно.
— Мы наложим арест на имущество господина Менева.
— И это как вам угодно, но сейчас убирайтесь отсюда!
— Мы останемся здесь, пока нам не заплатят.
— Это мы еще поглядим.
Он приказал запрячь три крытые холстом повозки и выкатить их на улицу. Затем с хлыстом в руке встал среди жалобно причитающих евреев.
— Счастливого пути.
— Дайте хоть по пять гульденов каждому.
— Вперед.
— Нет, мы не пойдем.
— Тогда побежите! — воскликнул Сергей и принялся так охаживать плеткой черные лапсердаки, что пыль поднялась столбом. Евреи заорали и густым роем кинулись к воротам, которые тотчас были за ними заперты. Наталья стояла посреди двора и хохотала.
— Надеюсь, они больше не явятся, — проговорил Сергей. — Однако на всякий случай я вам оставлю старого Онисима.
— Так вы действительно собираетесь ехать в город?
— Разумеется, в такого рода делах следует, прежде всего, быть точным.
— Но вечером вы вернетесь?
— Вероятно, лишь завтра утром.
— Что ж, желаю удачи, — она сердечно подала ему руку. — Благодарю вас — впрочем, что значат слова? Вы должны чувствовать, что мне хотелось бы сказать вам и что я не в состоянии выразить.
— До встречи! — неожиданно загорланили в этот момент евреи, приветливо махая руками из крытых повозок. — В пять часов, господин благодетель, в гостинице «De Pologne».
— Катитесь к чертовой матери!
И сердце женщины, как нам ни думать о прожитом,
Останется для нас навеки лабиринтом,
Во мраке скрытом.
Лангбайн[92]
Ночью прошел дождь, а позднее ветер прошелестел в старых тополях, затем наступила тишина, высыпали звезды, и, когда они погасли, тысячи тоненьких, благоговейных голосов приветствовали вечный свет, золотое утро, весну, вдруг в одночасье пришедшую на эту землю.
Когда Наталья, зябко кутаясь в белый мех своей кацавейки, вышла на крыльцо, навстречу ей засверкал чудесный майский день. Она пересекла двор, углубилась в сад и с радостным изумлением огляделась.
Белый снег цветения лежал на кустарниках и деревьях, источая во все стороны незримые послания любви — облака ароматов. Повсюду, вблизи и вдали, расстилались по холмам и равнинам зелень всходов и синева леса. Клубящийся туман и дым очагов, сизыми колоннами поднимающийся к небу, казались фимиамом, воскуряемым благодарной землей.
Бисеринки росы повисли на стеблях и цветах, рассыпая вокруг золотые блики.
Все сони мигом проснулись, покинули свои зимние пристанища и приветствовали старых друзей, воротившихся в родные края с берегов Нила и Евфрата. Крупные жуки бежали по гравиевой дорожке, деловито шествовали муравьи, жужжали пчелы, мыши сновали туда и сюда на теплом воздухе.
Под навесом крыши устроила себе гнездо пара ласточек, а на колесе, на крыше амбара, неподвижно и задумчиво стоял аист. По плетню и вишневым деревьям, чирикая, перепархивали с места на место воробьи.
Со стороны деревни доносились перезвоны колокола.
Наталья присела на скамейку в беседке: она ждала Сергея.
Имперская дорога широкой белой шелковой лентой вилась между полями и рощами, оттуда он и должен был появиться.
Совсем рядом рос небольшой цветущий куст, вокруг которого слышалось непрерывное гудение и жужжание. Куст протянул одну из своих веток ждущей девушке, словно предлагая ей скромный букет. По усеянным красными крапинками лепесткам, точно по маленькому благоухающему дворцу, передвигался сейчас какой-то милый жучок и испытывал свои крылья.