Книга Джек Абсолют - Крис Хамфрис

— Джек! Джек! — Андре закашлялся и выпустил некоторое количество дыма. — Чего я решительно не понимаю, так этого вашего странного, явно предвзятого отношения к ордену. Мне хотелось бы переубедить вас, пусть даже в этот поздний час. Ибо именно английские иллюминаты и сформируют общество грядущего. Когда мы одержим для Англии победу в этой войне, просвещенные люди с обеих сторон придут к справедливому миру. Эти соглашения, мудрые и взвешенные, покажут миру пример того, каким может быть общество. Потом этому примеру последуют Британия, вся Европа, весь мир! Мы поклялись вывести человечество из мрака невежества к свету.

— А вы не находите, что эта клятва вступает в противоречие с той, которые вы принесли вашему королю и стране?

Андре пожал плечами.

— Моему королю? Может быть. Но, Джек, разве нам и этому миру так уж необходимы короли? Георг Ганноверский? Тираны Франции и Испании? Невменяемые германские князьки? Ну а что касается Англии... разве я не проявляю высшую степень верности моей родине, добиваясь ее вступления в Великое Содружество Просвещения?

— С вами во главе.

— Со мной и людьми, подобными мне, да. Но во имя блага всего человечества.

Джек заглянул в глаза этого человека и увидел там лишь огонь фанатизма. Он понял: даже будь в его распоряжении целая вечность, он и тогда не смог бы заставить собеседника изменить свое мнение.

Однако оставалось еще кое-что, что он хотел бы узнать и что не давало ему покоя даже сейчас.

— Что Бургойн?

У него теплилась надежда, пусть, как он понимал, и безумная, что Джон Бургойн каким-то образом вырвется из своего заточения сам и вызволит Джека с Луизой. Или, по крайней мере, направит в Филадельфию такое возмущенное послание, что исполнение казни будет отложено. Это могло случиться даже в последний час.

Но Андре покачал головой.

— Увы, Джек. Гонцы не вернулись. По слухам, капитулировавшая армия разбежалась. Принимая во внимание скорость, с которой осуществлялось в вашем случае правосудие и все приготовления... — Он кивнул в сторону площади, находившейся за стенами. — Да и что мог бы сделать Бургойн, даже если бы до него добрались вовремя и его послание поспело бы сюда до казни? Объявить, что он доверяет вам? Судьи, которые вынесли вам приговор, просто сочли бы генерала очередной жертвой вашего коварства. Так что в этом смысле утешить вас нечем.

Это, разумеется, отнюдь не радовало, но, в конечном счете, и не удивляло. У Джека остался еще один, последний вопрос.

— Я никак не могу поверить в то, что генерал, даже при всей своей занятости после капитуляции, ни словом не обмолвился относительно личности графа фон Шлабена и той опасности, которую представляет собой этот господин. Неужели он не писал об этом в депешах, доставленных мною для генерала Хоу?

— А, это.

Трубка погасла. Поднявшись, Андре выбил остатки табака о каблук начищенного до зеркального блеска сапога.

— Да, он, конечно, написал об этом. Но я, составляя для командующего краткое изложение полученных депеш, решил не заострять его внимание на этом несущественном пункте. Порой, знаете ли, удобно иметь командующего, чьи интересы почти полностью сводятся к особенностям телосложения очаровательной миссис Лоринг.

Ну вот! Последняя часть головоломки встала на место, прояснив события, приведшие его к эшафоту. Однако, как ни странно, Джек не ощутил гнева. Он вообще ничего не почувствовал. Жить ему оставалось полчаса, и тратить это время на ярость не имело никакого смысла.

Джек Абсолют встал с койки, протянул руку.

— Прощайте, Джон.

Андре пожал ее.

— Прощайте, Джек. Был рад знакомству с вами. Если не считать... ну да ладно. Честно скажу, вы ошиблись с призванием. Из вас вышел бы превосходный актер. Знаете, какую роль я бы вам дал? Артиллерист, исполняющий роль Марлоу в «Снизошедшей до покорения», — не артист, а сущее бревно.

Майор уже направился к выходу, но оглянулся.

— И вот еще что... Боюсь, вам будет неприятно это услышать, но... — Он закусил губу. — Командовать расстрельным взводом будет Тарлтон.

Надо же, опять ирония судьбы! Джеку оставалось лишь улыбнуться.

— Ну конечно, кто же еще?

Андре печально покачал головой, двинулся к двери и уже собрался было постучать, как рука его замерла.

— Надо же! — воскликнул он. — Чуть не забыл.

Подойдя к стене напротив койки, майор наклонился и принялся шарить по ней.

— Что вы делаете, сэр?

Теперь, в преддверии близкого конца, Джек хотел лишь одного — побыть в одиночестве.

— Когда-то, — сказал Андре, — один малый провел некоторое время в этой камере и коротал его в мыслях о побеге... Ага!

Он прекратил ощупывать кладку, запустил ногти в щель между кирпичами, расшатал один из них и, к удивлению Джека, вынул.

— А вот и подарок, который я обещал, Джек. Прощайте.

Положив кирпич на пол, Андре покинул камеру. Джек выждал, пока опустятся все три засова, после чего встал, подошел к отверстию, заглянул в него... И ничего не увидел. Отверстие оказалось не сквозным. Просто выемка в стене глубиной в толщину кирпича. Но в это мгновение кирпич с противоположной стороны тоже зашевелился и был вынут. Теперь отверстие открывалось в соседнее, слабо освещенное помещение. Потом донесся голос:

— Спасибо, Джон.

Голос Луизы Риардон.

Дверь второй камеры захлопнулась, клацнули засовы.

— Луиза? — тихонько позвал Джек, всматриваясь в сумрак.

Он плохо видел ее лицо, но разглядел лоб, окаймленный золотисто-рыжими волосами. И глаза. Этого было достаточно.

— Джек, ты?

— Да.

Он уставился на нее, почти не веря тому, что видит. Шум снаружи, возгласы старающихся перекричать друг друга разносчиков, скрипка и дудка уличных музыкантов, нетерпеливый гомон зевак, собравшихся поглазеть на казнь, — все эти сливающиеся воедино звуки унеслись куда-то вдаль, в другой мир. Любовники остались наедине.

— У тебя там есть табурет, Луиза?

— Да. Я сейчас его переставлю.

Джек последовал ее примеру. Они сели напротив друг друга, и тут выяснилось, что придвигаться к отверстию слишком близко нельзя: свет заслоняется и они не могут друг друга видеть. А видеть ее, пока она жива, ему требовалось сейчас больше всего на свете.

Некоторое время они сидели в молчании, просто глядя друг на друга. А потом заговорили одновременно:

— Ты...

— Я...

Остановившись, они начали снова:

— Я...

— Ты...

Они рассмеялись. Когда он смеялся в последний раз? Лежа рядом с ней в ногах ее постели, завернувшись в одеяло и вдыхая аромат ее истомленного любовью тела? Как же давно это было!