Книга Элла - Ури Геллер

Все мои сексуальные позывы на тот момент полностью истощились — но надо сказать, что ни один из имевшихся в наличии юношей не стоил того, чтобы пофлиртовать. Они все как один помешались на культовых заморочках, и это, пожалуй, единственное их достоинство. О гигиене тела и говорить не стоит. Если Сэйди действительно спит с Тимом — значит, у этой девушки невероятно устойчивый желудок.

Стюпот утомил меня своим неистощимым энтузиазмом по поводу мельчайших деталей жизни девочки-ангела. У него пунктик на астрологии, и он потратил кучу времени, пытаясь заставить меня понять, почему Элла не могла быть рождена ни под одним из обычных астрологических знаков. Очевидно, где-то в районе ее дня рождения, в середине декабря, солнце берет себе отпуск в зодиаке, и отправляется в расположенное неподалеку созвездие Змееносца.

— Это очень важно, — говорил он раз этак в восемнадцатый, — потому что Земля смещалась со своего курса в течение 2500 лет, с тех самых пор, как вавилоняне нарисовали эти звездные таблицы. А это значит, что знак Эллы — Змееносец, знак позитивного мышления. А вовсе не Стрелец! Я когда-нибудь все это ей расскажу.

— Зачем же ещё больше усложнять ей жизнь? — спросила я, но бедняга Стюпот совершенно глух к сарказму. У меня духу не хватило посоветовать ему засунуть его изыскания куда подальше, поэтому я просто развлекалась, заставляя его снова и снова рассказывать про Змееносца, а потом спрашивая: «Но ведь получается, что она — Близнецы, так?»

Но со временем даже это экстравагантное развлечение потеряло свою прелесть. Так что еще два дня я провела, гладя Пушарика, швыряя кости и выслушивая циничные сплетни о тех, кого в данный момент не было в комнате.

А потом вернулся Директор — и пришло время моей беседы с Эллой.

Глава 37

«Обсервер», воскресенье, 19 декабря. Впервые за всю историю передовица приложения «Лайф» дважды посвящена одной теме. На обложке — всего один луч света, тянущийся справа налево.

Алиса в Стране Эллы

Знакомство с Эллой было представлено как широкий жест. Другие мужчины могут полететь со своей любовницей через Атлантику ради секса в пятизвездочном отеле, или презентовать ей омерзительный драгоценный булыжник. Питер Гунтарсон подарил мне Эллу.

Я начала выпрашивать этот подарок с момента его возвращения, и занималась этим всю ночь. Ко времени ланча он перестал говорить «посмотрим», и перешел на обещание «да». К чаю уже казалось, что он его действительно сдержит. Ученики провели день в нервной суете, чистя, переставляя, убирая, и выравнивая все, что можно. В одиннадцать часов одиннадцать минут, когда все уже решили было, что их хлопоты напрасны, Директор помог Элле спуститься по лестнице.

Она выглядела совершенно больной. Теперь, увидев ее в полный рост, я была еще больше потрясена тем, какая она худенькая. Совсем не та Элла, которую я видела по телевизору. Это уже вышло за пределы худобы, вызываемой амфетаминами, в пристрастии к которым ее порой обвиняют. Это не была и сухая, жилистая худоба аскета. Она выглядела запущенной и, повторяю, совершенно больной, как человек, страдающий анорексией или булимией. Глаза глубоко запали в резко очерченные глазницы, их цвет еле различим. Рот был приоткрыт, губы обвисли. Кожа на руках казалась прозрачной и ломкой.

Она цеплялась за крупную, пышущую здоровьем руку Директора, и когда он усадил ее в кресло, решительно не желала ее выпускать. Тогда он уселся по-турецки на пол рядом с ней. Мы, остальные, стояли так, как нас застигло ее появление, выстроившись шеренгой спиной к двери, и один за другим ученики, получив позволение, подходили и преклоняли колена перед Эллой, касаясь ее руки. Я потихоньку включила свой миниатюрный диктофон.

Её рука была ледяной, а лицо её ничего мне не сказало. Она казалась отключенной — как будто кто-то взял и выдернул шнур из розетки. Возможно, Директор прервал ее молитвы, и неоконченная мольба все еще витала в воздухе ее кельи, ожидая завершения.

Учеников отослали прочь. Я видела жадные взгляды, которые бросал через плечо Стюпот. Из всех учеников только в его глазах можно было прочесть любовь — к реальной Элле, а не к иконе.

Директор произнес:

— Эта леди приехала поговорить с тобой. Она — мой особенный друг. Я хотел, чтобы она с тобой встретилась, и увидела, что ты тоже особенная.

Если Элла и ощутила что-либо во время этого краткого представления, на лице её это никак не отразилось. Я и рада была бы её пожалеть, но в этой наглухо захлопнутой раковинке просто не с чем и не с кем было входить в контакт.

— Я хочу задать тебе несколько вопросов. Как ты на это смотришь? Ты не слишком утомлена?

— Можно мне взять Пушарика?

— Пес, пес, — пояснил Директор, щелкая пальцами, — это ее пес. — Он подскочил к двери, и выкрикнул в коридор: — Эй, кто-нибудь, принесите нам Блохарика! Заранее благодарен!

Ему принесли собаку — он передал ее Элле. Казалось, каждый момент общения с Эллой был целиком и полностью в распоряжении Директора — этакий высочайший дар. Никто не общался с ней просто так, даже случайно, даже чтобы принести ей собаку.

— Тебе здесь нравится?

Ее руки гладили спаниеля, от ошейника до хвоста… от ошейника до хвоста… Тот, уныло лежа у нее на коленях, не выказывал ни малейшей радости. От нечего делать я стала считать поглаживания, и досчитала до двадцати семи, прежде чем она сказала:

— Здесь Питер…

— Это все, что тебе нужно?

— Нет. — На размышления о том, что еще ей нужно, ушло еще тридцать три поглаживания. — Мне еще нужно молиться.

— Ты можешь молиться где угодно.

— Питер говорит, что здесь правильные энергии.

— Эти холмы битком набиты горным хрусталем, — подключился он. — Бристольский бриллиант — фантастическая вещь для усиления целительной и пси-энергии. Молитвы Эллы выстреливают отсюда, как из пушки. А еще мы находимся на линии лей,[51]словно на дороге, прокачивающей сквозь этот дом энергию буквально товарными вагонами. Это благодаря подвесному мосту — он стал одним из национальных памятников, подобно Стоунхенджу, Гластонберийскому холму и, конечно, пирамидам. Он — ключевая точка естественной энергетической сети.

— И что, это как-то помогает?

— Питер может это объяснить… — пробормотала Элла.