Книга Око времени - Стивен Бакстер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ступай, да поможет тебе Аллах, – проговорил он. – Ступай, ступай…
Но его голос заглушил шум ветра. А потом биение света превратилось в слепящий ураган, и Бисеза перестала различать фигуру Абдыкадыра.
Ветер вцепился в ее одежду, потянул вперед, чуть не сбил с ног. Она изо всех сил пыталась сохранять разумное отношение к происходящему. Попробовала считать вдохи и выдохи. Но ее мысли разделялись на части, те фразы, которые она пыталась сформировать, распадались на слова, на слоги, на буквы, превращались в бессмыслицу.
«Это Разрыв», – подумала она.
Когда-то он произошел в масштабе планеты, разрубил на части континенты. А теперь Разрыв ворвался в эту комнату, разрезал на части жизнь Абдыкадыра, и вот теперь, наконец, забрался к ней в голову – ведь, в конце концов, даже ее сознание было погружено в ткань пространства-времени…
Она посмотрела внутрь Ока. Свет струился в его сердцевину. В эти последние мгновения Око изменилось снова. Контуры воронки перетекли в шахту с прямоугольным сечением, уходящую в бесконечность. Эта шахта искажала перспективу, поскольку размер ее стен не уменьшался с расстоянием, а оставался неизменным.
Эта мысль о перспективе была последним, о чем успела сознательно подумать Бисеза перед тем, как ее целиком охватил свет и отнял у нее даже ощущение собственного тела. Пространство исчезло, время остановилось, она стала песчинкой – яркой, упрямой, бессмысленной звериной душой. Но все это время она не переставала чувствовать тепло руки Джоша.
Существовало только одно Око, но у него было много проекций на пространстве-времени. И у него было много функций.
Одна из них – служить вратами.
Врата отворились. Врата затворились. В долю времени, слишком краткую, чтобы ее можно было измерить, пространство разделилось и воссоединилось.
А потом Око исчезло. В святилище стало пусто. Остались только провода, груда искореженной электронной аппаратуры и двое мужчин, запомнившие то, что видели и слышали. Но они не могли ни понять этого, ни поверить в это.
Долгое ожидание закончилось. На другой планете зародился разум и выбрался из своей глобальной люльки.
Те, которые так долго наблюдали за Землей, никогда и отдаленно не походили на людей. Но когда-то и они имели плоть и кровь.
Они родились на планете, обращавшейся около одной из самых первых звезд – ревущего водородного монстра, светившего, будто маяк, в пока еще темной Вселенной. Эти первые звезды в молодой и богатой энергией Вселенной были такими яростными! Но планет, колыбелей жизни, было мало, потому что тяжелые элементы, необходимые для их строительства, пока еще не образовались в сердцах звезд. И когда они обводили взглядом глубины космоса, они не видели никого, кроме себя, и ни единого разума, в котором мог бы отразиться их разум.
Ранние звезды светили ослепительно ярко, но быстро сгорали. Их разреженные остатки приобщались к разлитым по галактике газам, и вскоре должно было зародиться новое поколение звезд. Но для тех, кто оставался заброшенным посреди умирающих протозвезд, наступало ужасное одиночество.
Они смотрели вперед – и видели только медленное потемнение. Каждое новое поколение звезд все с большей трудностью строилось из остатков предыдущего поколения. Должен был настать день, когда в Галактике не останется больше топлива для строительства хотя бы одной звезды, и тогда последний огонек мигнет и угаснет. Но и после этого он будет продолжаться, жуткий спазм энтропии, терзающий космос и все протекающие в нем процессы.
Невзирая на все свое могущество, они не были неуязвимы для времени.
Это скорбное осознание вызвало век помешательства. Причудливые и прекрасные империи возникали и погибали, жуткие войны разражались между существами из плоти и крови и металлическими созданиями, между детьми одного и того же забытого мира. На войны была истрачена непростительно большая часть полезных резервов галактической энергии, но они не разрешили никаких конфликтов, не дали ничего, кроме опустошения и отчаяния.
Опечаленные, но умудренные опытом, оставшиеся в живых стали строить планы на неизбежное будущее, на бесконечное будущее, состоящее из холода и мрака.
Они вернулись к покинутым военным машинам. Древние машины применили для новой цели – для ликвидации отходов, при необходимости – для их выжигания. Создатели этих машин теперь понимали, что даже для того, чтобы в далекое будущее попала хотя бы искорка сознания, не должно было быть никаких ненужных помех, никаких затрат энергии, никакой ряби на поверхности потока времени.
За миллионы лет войны функции машин были отработаны четко. Они выполняли свою задачу идеально, и так должно было продолжаться вечно. Они, не подверженные никаким переменам, посвященные единственной цели, ждали и следили за тем, как из мусора, оставшегося после гибели былых миров, нарождаются новые.
Все делалось из наилучших побуждений. Первенцы, родившиеся во Вселенной тогда, когда она была еще пуста, превыше всего ценили жизнь. Но для того чтобы сохранить жизнь, порой ее следует уничтожать.
Это не было похоже не пробуждение. Это было резкое появление, звон цимбал. Ее глаза широко распахнулись и наполнились слепящим светом. Она большими глотками вдыхала воздух и цеплялась пальцами за землю. Она ахнула, ощутив самое себя.
Бисеза лежала на спине. Над ней висело что-то невероятно яркое – солнце, да, это было солнце, она находилась на открытой местности. Ее руки были широко раскинуты, и она вонзила кончики пальцев в почву.
Она перевернулась на живот. К рукам, ногам, груди вернулись ощущения. Ослепленная солнцем, она пока плохо видела.
Равнина. Красный песок. Вдалеке – изъеденные выветриванием холмы. Даже небо имело красноватый оттенок, хотя солнце стояло высоко.
Рядом с ней на спине лежал Джош и хватал ртом воздух, как несуразная рыба, выброшенная на странный пляж. Бисеза подползла к нему.
– Где мы? – выдохнул Джош. – Это двадцать первый век?
– Надеюсь, нет. – Говорить было трудно. У Бисезы пересохло горло. Она стащила со спины ранец и вытащила из него фляжку с водой. – Попей.
Джош с благодарностью сделал несколько глотков. У него на лбу уже выступила испарина, струйки пота стекали за воротник.
Бисеза набрала в ладони землю. Земля рассыпалась в пыль – белесая, безжизненная, сухая. Но что-то блестело посреди пыли, какие-то осколки. Бисеза очистила их от пыли и положила на ладонь. Это были кусочки стекла размером с монетку – мутные, с неровными краями. Она стряхнула осколки с ладони, и они упали на землю. Но, порывшись в земле еще, она обнаружила, что осколки стекла лежат повсюду ровным слоем под слоем пыли.
Бисеза попробовала подняться на колени, выпрямилась – в ушах звенело, голова кружилась, но сознания она не потеряла. Потом она медленно встала на ноги. Теперь она смогла лучше осмотреть местность. Это была просто равнина, усыпанная стеклопеском. Она тянулась до горизонта, где лежали в ожидании вечности износившиеся холмы. Бисеза и Джош находились на дне неглубокой впадины. Со всех сторон вокруг них земля немного поднималась к краям впадины, диаметр которой составлял, пожалуй, около километра.
