Книга Брат Гримм - Крейг Расселл

— Чудесно! — сказал он и, поворачиваясь лицом к Фабелю, произнес: — Простите, что задержал вас, но я должен был это закончить. — Его улыбка оставалась дружелюбной, почти теплой, а веселые морщинки вокруг глаз стали глубже. — Я люблю все делать как надо. Заканчивать все должным образом. Добиваться во всем совершенства. Я всегда утверждаю, что самое главное в любом деле — детали. — Он посмотрел в глаза Фабеля и продолжил: — Но мне кажется, что я это уже доказал, не так ли? Как вам понравилась моя работа, герр криминальгаупткомиссар? Надеюсь, она вас смогла развлечь?

Фабель бросил руку к бедру и вырвал из кобуры пистолет. Ствол он, однако, не поднял и держал оружие в готовности, чуть-чуть на отлете.

Бидермейер взглянул на пистолет и покачал головой так, словно хотел продемонстрировать свое глубокое разочарование.

— В этом нет необходимости, герр Фабель. Абсолютно никакой. Я закончил свою работу. Выполнил все, что наметил.

— Герр Бидермейер… — начал Фабель, но Бидермейер остановил его жестом руки так, как это делает полицейский, останавливающий встречный поток машин. Главный пекарь продолжал улыбаться, но его рост и могучие плечи, несмотря на добродушное выражение лица, по-прежнему внушали страх.

— Как я полагаю, герр Фабель, вам теперь известно, что это вовсе не мое настоящее имя. Вы не могли этого не понять после всего вами увиденного. Я прав?

— В таком случае как ваша фамилия?

— Гримм… — рассмеялся Бидермейер с таким видом, словно его вынудили объяснять вещи, очевидные даже ребенку. — Я — брат Гримм.

По звуку за спиной Фабель догадался, что коллеги извлекли на свет пистолеты.

— Франц Бидермейер, я подвергаю вас аресту по подозрению в убийстве Паулы Элерс, Марты Шмидт, Ханны Грюнн, Маркуса Шиллера, Бернда Унгерера, Лины Риттер и Макса Бартманна. Любое ваше заявление может быть использовано в качестве свидетельства против вас. — Фабель вернул пистолет в кобуру, убедившись в том, что Вернер и Мария прикрывают его со спины. Из сумки на поясе он достал пару наручников, повернул Бидермейера к себе спиной и защелкнул браслеты на массивных запястьях. Прикосновение к Бидермейеру еще раз убедило Фабеля в физической мощи этого человека. Запястья были толстыми и твердыми. Но, к великому облегчению Фабеля, Бидермейер даже не думал сопротивляться.

Когда они вели главного пекаря к ожидавшим машинам, им пришлось пройти мимо Веры Шиллер. Ее взгляд остановил Бидермейера, когда тот уже начал спускаться вниз по лестнице. Пекарь замер, а Фабелю и Вернеру показалось, что они пытаются тянуть за собой какой-то вросший в землю каменный монумент. Улыбка исчезла с лица арестованного.

— Простите меня, — негромко произнес он. Фрау Шиллер презрительно фыркнула, и Бидермейер продолжил спуск.

Вера Шиллер положила ладонь на руку Фабеля, и тот знаком дал команду Анне и Хенку помочь Вернеру эскортировать Бидермейера. Повернувшись лицом к фрау Шиллер, Фабель увидел в ее глазах нечто похожее на вызов. Голос ее звучал холодно и резко.

— Я любила мужа, герр Фабель. Я очень, очень любила Маркуса. — Выражение ее лица осталось по-прежнему суровым, но из уголка глаза выкатилась и побежала вниз по щеке одинокая слезинка. — Я хочу, чтобы вы это знали.

Они усадили Бидермейера в машину Фабеля на заднее сиденье. Места ему явно не хватало, и арестованному пришлось сгорбиться. Создавалось впечатление, что гиганта, чтобы втиснуть в низкий салон, небрежно сложили чуть ли ни вдвое. Вернер сидел рядом с ним и, несмотря на свой изрядный рост, казался по сравнению с пекарем недомерком.

Прежде чем завести мотор, Фабель повернулся к Бидермейеру:

— Вы заявили, что закончили свою работу. Почему вы так сказали? Я же знаю, что вы не выполнили всего, что запланировали. Я следовал по цепи… по сказкам, и осталась по меньшей мере еще одна…

Бидермейер улыбнулся, и от уголков его глаз снова разбежались веселые морщинки. Фабель сразу вспомнил улыбку своего брата Лекса, и ему стало не по себе.

— Терпение, герр криминальгаупткомиссар. Терпение.

Глава 59

13.30, пятница 30 апреля. Полицайпрезидиум, Гамбург

Фабель, Мария и Вернер ждали в комнате для допросов. В помещении воцарилась напряженная тишина. Прежде чем прийти сюда и рассесться по местам, они успели обсудить тактику ведения допроса. Все было решено, и теперь каждый пытался придумать, что сказать или как пошутить, лишь бы нарушить гнетущее молчание. Но никому ничего не приходило в голову. Вернер и Фабель сидели за столом, в центре которого находились диктофон и микрофон, а Мария стояла, прислонившись к стене.

Все ждали, когда чудовище окажется в их обществе.

Вскоре они услышали приближающиеся шаги. Фабель знал, что с точки зрения медицины это невозможно, но он чувствовал, как поднимается его кровяное давление. В его груди возник какой-то комок: волнение, возбуждение, ужас перед чудовищем и решимость, слившись воедино, породили новое, неведомое и пока не имеющее названия чувство. Звук шагов смолк, сопровождающий арестованного полицейский в униформе распахнул дверь, а два других полицейских ввели закованного в наручники Бидермейера в комнату. Рядом с гигантом стражи порядка казались просто крошечными.

Бидермейер уселся напротив Фабеля. Он был один, так как отказался от услуг адвоката. Двое полицейских, заняв место у стены, не сводили глаз с подозреваемого. Бидермейер по-прежнему хранил спокойствие, а его лицо светилось дружелюбной и очень располагающей улыбкой. Человек с подобной улыбкой всегда вызывает доверие, и с ним каждый охотно согласился бы поболтать где-нибудь у стойки бара. Бидермейер положил на стол руки, словно специально хотел продемонстрировать сковывающее их железо. Показав легким кивком головы на наручники, он сказал:

— Умоляю, герр Фабель. Ведь вы же прекрасно понимаете, что я не представляю ни малейшей угрозы ни вам, ни вашим коллегам. И у меня нет никакого желания скрыться.

Фабель дал сигнал одному из полицейских. Тот подошел к арестанту, снял с него наручники и вернулся на свой пост у стены. Фабель включил диктофон.

— Герр Бидермейер, это вы похитили и убили Паулу Элерс?

— Да.

— Это вы похитили и убили Марту Шмидт?

— Да.

— Это вы убили…

Бидермейер поднял руку и, одарив Фабеля своей добродушной, обезоруживающей улыбкой, сказал:

— Извините, но мне кажется, мы сэкономим массу времени, если вы позволите мне сделать следующее заявление.

Фабель утвердительно кивнул.

— Я, Якоб Гримм, брат Вильгельма Гримма, человек, проникающий в глубины языка и души Германии, забрал жизнь у Паулы Элерс, Марты Шмидт, Ханны Грюнн, Маркуса Шиллера, Бернда Унгерера, Лауры фон Клостерштадт, шлюхи по имени Лина — простите, но ее фамилии я не знаю — и татуировщика Макса Бартманна. Я убил их всех. Должен признаться, что каждая из этих смертей доставила мне наслаждение. Я добровольно признаюсь в убийствах, но в то же время заявляю, что я ни в чем не виновен. Их жизни совершенно несущественны. Имеет значение лишь то, как он или она умерли… а также те универсальные, вневременные истины, которые они провозгласили своей смертью. При жизни эти люди были бесполезны. Убив их, я придал им вселенскую ценность.