Книга Вор - Андрей Константинов

— Простите, Ирина Васильевна… Дурацкий вопрос… А эта «Эгина»… она что, точно подлинник?

— Да, — без тени сомнения ответила Гордеева. — Это Рембрандт.

— Я вот только одного тогда не понимаю, — пожал плечами Андрей. — Кому же она предназначалась? Кто бы смог ее купить? Зачем нужна вообще была вся эта афера?

— Юра тоже не мог понять этого, — вздохнула женщина. — Он предполагал, что для «Эгины» был покупатель где-то за границей… Михаил Монахов мог его найти… Это ведь у него на квартире Юра… картину… — Она запнулась на мгновение, виновато взглянула на Андрея и продолжила: — Нашел. Потом по каким-то причинам сделка могла расстроиться, а нового покупателя найти было очень трудно… Рембрандта ведь очень тяжело продать незаметно…

Они попрощались, и Андрей пошел к выходу. На него вдруг обрушилась страшная слабость, даже зашатало от усталости.

Выйдя на улицу, он решил ехать к Шварцу домой — бродить по осенней Москве не хотелось, да и сил для этого совсем не было. К тому же Обнорский очень не любил Москву — в этом городе и уклад, и люди, и просто аура очень отличались от того, к чему он привык в Питере. В Москве Андрея всегда раздражал базарно-торговый дух, которым пронизано было все. Он понимал, конечно, что дух этот шел скорее всего не от москвичей, а от приезжих.

Москвичей-то в столице теперь на улицах редко встретить можно, а вот приезжие — они повсюду устанавливали свои правила и заставляли играть по ним весь город. Даже питерские бандиты казались Серегину более интеллигентными и, если хотите, более шармовыми, чем московские. Хотя, в общем-то, бандит и в Африке бандит…

Спустившись в метро, Обнорский вспомнил, что хотел заехать на Домодедовское кладбище посидеть у могилы Илюхи, но на дальнюю поездку действительно не было сил, и он решил навестить Илью с утра пятницу, а в Питер уехать дневным поездом.

В квартире Шварца он сразу завалился на диван и уснул, баюкая себя тем, что осталось продержаться совсем недолго… В субботу все должно кончиться…

В три часа дня телефонный звонок подбросил его с дивана. Звонил Шварц, это был их условный сигнал — два звонка и трубка вешается, потом еще один звонок — и только на третий раз можно было брать трубку.

— Алло, — сонно сказал Обнорский. — Серега?

— Старик! — В голосе Вихренко слышалась тревога. — Ты дома? У тебя все в порядке?

— Все, — удивленно пробормотал Андрей. — А что такое?

— Никуда не уходи, жди меня! — приказал Шварц и отключился.

Серегин пожал плечами, пошел на кухню и поставил на плиту чайник. Голос Сереги ему очень не понравился. Что могло случиться?

Вихренко подъехал минут через сорок, вошел молча, без улыбки, сразу закурил, усевшись на кухне, и посмотрел на Андрея как-то странно.

— Слушай, Палестинец… Ты в какое говно вляпался?

— А что? — мгновенно напрягся Обнорский. — С чего ты взял, что я вляпался?

— Да так, — усмехнулся Шварц. — Тут вот какое дело… К нам в контору сегодня с утра Бесо приезжал… Я тебе говорил о нем… Так вот, они с шефом нашим, с Селиверстовым, терли что-то долго… Бесо потом уехал, а шеф носиться стал как угорелый… Ближе к часу собрал нас всех у себя… И знаешь, что он нам сказал?

— Что? — спросил Андрей, уже предчувствуя новые серьезные осложнения. И не ошибся.

— А сказал он следующее… Появилась информация, что в Москву из Питера мог сдернуть некий журналист Андрей Серегин, в девичестве Обнорский, бывший военный переводяга… Так вот, этот Серегин сволочь порядочная, его хорошие люди в Питере ищут, которым он задолжал круто… И этим хорошим людям из Питера надо помочь… Смекаешь? Обнорский молча кивнул, и Шварц продолжил:

— А поскольку этот Обнорский — он же Серегин — бывший переводяга, то, вполне возможно, объявится он у кого-нибудь из своих корешей. И при этом шеф очень нехорошо как-то на меня вылупился… Я, конечно, морду чайником скроил — мол, знать ничего не знаю… Короче, ищут тебя, Палестинец. И если кто что про тебя услышит — велено сообщить незамедлительно. Вот такие пироги, брат. Так в какую запутку ты влез, Палестинец? Говоришь, на интервью в Москву приехал? Чудны дела твои, Господи…

Андрей покрутил головой и с чувством выругался. Шварц молча ждал разъяснений. Обнорский быстро прикинул, что можно рассказать Сереге, и наконец сказал:

— Спасибо, братишка… Я… я действительно попал, что называется, в непонятное… Причем не за свое… Ты не обижайся, я тебе всего рассказывать не буду, долго говорить придется, да и сам я не все понимаю… Короче, был у нас в Питере такой вор старый — Барон… Помер он недавно. В тюрьме. Перед смертью так уж вышло, что попал к нему я — интервью взял. Хорошее интервью, можно сказать, сенсационное — воры в законе ведь с прессой не общаются напрямую… Ну и попросил этот Барон жену его найти, точнее — сожительницу… Я бы и не стал, может быть, никого искать, да купил он меня — сказал, что женщина эта расскажет мне одну сенсационную историю и доказательства представит… Ну вот. Барон этот помер, а я его женщину найти попытался… Тут и началось… Найти-то я ее нашел, да только ничего она мне не рассказала — не успела… Убили ее…

Шварц крякнул и достал новую сигарету. Андрей мельком глянул на него и отвел глаза. Нет, дело было не в том, что он не доверял Сереге… Просто не хотел Обнорский делать его носителем опасной информации и оттого говорил полуправду… Ну и, опять же, все-таки давно они со Шварцем не виделись, мало что с человеком произойти могло… Доверие штука нежная и скоропортящаяся… Серегин тоже закурил и продолжил:

— А после того как она погибла — начались гонки за мной… У меня такое впечатление сложилось, что один питерский босс решил, будто я что-то знаю. Или что покойница передать мне что-то успела… не знаю… Бегаю пока, как заяц… Только успеваю через подставы перепрыгивать.

— Угу… — Вихренко почесал стриженый затылок. — И долго прыгать собираешься? Пока не поймают? Так ведь все равно поймают… Судя по нашему шухеру, серьезных ты людей раздрочил… Это ж надо так в Питере насрать умудриться, чтоб в Москве завоняло… Кстати, а сюда-то тебя каким боком все же занесло? Просто пересидеть решил?

— Как тебе сказать, — хмыкнул Обнорский. — Пытался я тут человека одного найти… Должен был он мне кончик ниточки бросить, чтоб запутку я свою размотал…

— Ну и как, нашел?

— Нет, — покачал головой Андрей. — В Питер он уже вернулся… Стало быть, и мне надо возвращаться… Я хотел завтра с утречка от тебя сняться, чтобы на дневной поезд успеть. Но раз такие дела у тебя в конторе — пожалуй, надо прямо сейчас сваливать… А то — как бы и у тебя, Серый, жопа не задымилась… Ведь — как я понимаю — по-хорошему-то, тебе бы сейчас меня сдать коллегам твоим надо было бы… Чтобы без проблем обошлось… Да и наведаться к тебе могут, наверное, с проверочкой. А?…

— Не мети пургу!! — нахмурился Шварц. — Что я, блядь вокзальная, чтобы тебя сдавать?! Кабы ты, Палестинец, не таким задроченным судьбою был — ей-богу, словил бы от меня в жбан за такие базары!