Книга Правосудие Бешеного - Виктор Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я с тобой! - поддержал его Витя Камский.
- Я тоже! - тут же присоединился к ним старый "законник" Киса.
Провели голосование, и только трое оказались против.
Все, кто голосовал "за", конечно, сразу поняли, кто эти "противники", понимали также и то, что эти трое кавказцев, преданные Джанашвили, наверняка предупредят своего кореша Нугзара о том, что теперь ему не будет ни покоя, ни отдыха до тех пор, пока с него не снимут смертельную "объяву" или же он не отправится на тот свет. Больше всех это не устраивало Гочу-Курды, и он не стал пускать дело на самотек.
- Братишки, - обратился он к сходке, вставая со стула, - понимаю, что принятое нами решение не всех устраивает, и это вполне справедливо: решение не стодолларовая банкнота, чтобы всем нравиться! Однако решение принято, и его уже никто не может оспорить: ни менты, ни даже сам Папа Римский! Хочу сказать тем, кто намерен предупредить лысого Нугу о нашем решении... - Гоча-Курды специально бросил взгляд в сторону Долидзе.
- А почэму на мэня смотрышь? - недовольно встрепенулся тот и быстро метнул взглядом по сидящим авторитетам, ища поддержки, но никто не улыбнулся, не произнес и слова в его защиту, даже его близкие приятели отвели взоры в сторону. - Рэшылы, значыт, рэшылы...
- Я к тому говорю, что не хочу, чтобы кто-то потом сделал вид, что не знал об этом... Для выполнения решения сходки предлагаю питерскую команду и беру это на себя...
Никто не возражал, и в тот же день Гоча-Курды связался со своим давним питерским приятелем Павлом Невским, который давно предлагал ему "мокрые" услуги, чтобы списать свой давний долг перед ним, идущий из тех далеких времен, когда они тянули срок на одной "командировке"...
Собственно говоря, вне стен зоны помощь со стороны Гочи-Курды не стоила выеденного яйца: он выплатил за Павла, тогда еще не носившего прозвища Невский, проигранный тем карточный долг - тридцать пачек чая. На воле это чепуха. Но внутри зоны все отношения и понятия так обострены, что опустить человека, а то и отнять у него жизнь могут и за меньший долг...
Савелий собрался позвонить Богомолову и сообщить ему о решении, вынесенном воровской сходкой, однако вовремя передумал. Конечно, Богомолов был человеком, которому он всецело доверял, но кроме того, Константин Иванович был еще и генералом ФСБ. И не просто генералом, а еще и заместителем директора ФСБ. Зачем же ставить его в столь щекотливое положение?
Можно себе представить, какие неприятности посыплются на голову Богомолова, если как-нибудь случайно, а от случая никто не застрахован, станет известно, что ему, генералу ФСБ, было известно о воровской сходке, на которой приняли решение убить человека, да не просто человека, а крупного банкира и одновременно важного депутата, а заместитель директора ФСБ не принял никаких мер для предотвращения этого "злодейства". Жуть что будет! Здесь пахнет не просто увольнением в отставку, а трибуналом!
А потому Савелий, не вдаваясь в детали, сообщил Богомолову, что до него дошли слухи о том, что Джанашвили готовятся убрать. Еще он сказал генералу, что Костя Рокотов, который по-прежнему отслеживал все передвижения Джанашвили в пределах Москвы, зафиксировал, как Нугзар в сопровождении своего начальника охраны Бахрушина и личного секретаря Мирского поехал на небольшой аэродром в Мячково. Там они все сели в небольшой частный самолетик и отбыли в неизвестном направлении.
- Константин Иванович, хорошо бы помочь народу избавиться от этого кровопийцы, - сказал напоследок Савелий.
- Что ты имеешь в виду? - спросил генерал.
- Вот бы выяснить, куда этот самолетик полетел. У меня такое впечатление, что Джанашвили деру из России дал. Если они границу пересекали, то наверняка можно и их маршрут вычислить. Тем более что я, как вы помните, знаю, какие у него есть визы!
- Разве этого недостаточно?
- Я досконально разобрался в характере Джанашвили: это очень хитрая бестия, а потому знать об имеющихся визах - полдела, имея шенгенскую визу, Нуга может всю Европу за неделю объехать и зарыться в какую-нибудь нору - ищи потом до скончания века... А вот маршрут самолета проследить - это да! Все намного упростится, я не прав? - Савелий был столь убедителен, что Богомолову ничего не оставалось, как согласиться.
- Ладно, уговорил! В какие страны визы?
- Австрия, Испания, Израиль и Франция, - перечислил Савелий.
- Распоряжусь, чтобы выяснили. Что думаешь теперь делать?
- А что, дел, что ли, мало? - ухмыльнулся Савелий. - На мой век хватит. Можно на Кавказ по старой памяти махнуть. Можно в Югославию съездить - там у меня друг хороший живет, помочь бы ему не мешало... Я чувствую, американцы там такую еще кашу заварят, что всей Европой не расхлебаешь!
- А в Москве не хочешь оставаться? Тут тоже весело. - В голосе Богомолова слышалась явная усмешка.
- Да, весело... - в тон ему подхватил Говорков, - для лягушек! Страшнее болота, чем наша политика, я еще не видел. Обрыдла мне Москва, прогнило тут все. Пока новые люди к власти не придут, боюсь, ничего здесь не изменится...
- Ладно, ты не очень-то раскисай! - попытался подбодрить его Богомолов. А то вдруг перестанешь быть Бешеным, самому же противно будет.
- Я не раскисаю, я так, размышляю... Устал, наверное. Впрочем, все это ерунда... Константин Иванович, я перезвоню насчет того самолетика?
- Дай мне полдня, я все выясню.
- Тогда до связи!
Узнав, что Джанашвили исчез из страны, Гоча-Курды моментально вычислил, кто мог нарушить условие сходки: с его подачи, троих кавказцев, проголосовавших против устранения Джанашвили, пасли доверенные люди Вити Камского. Причем не примитивно пасли, а пригласили их всех в ресторан, чтобы отпраздновать "день рождения" Старшего. Отказался только Долидзе. Не выпускать его из виду Гоча-Курды поручил своему самому надежному помощнику - Кириллу Горскому, отвоевавшему два года в Чечне в спецразведке.
Получилось так, что именно фамилия и стала основой его прозвища - Горе, которое никак не совпадало с его веселым и добродушным характером. Впрочем, не всегда внешнее поведение человека соответствует внутренней сущности характера. Только Гоча-Курды знал, каков Горе на самом деле, и доверял ему, как самому себе. Их связывала не только взаимная симпатия, но и беззаветная преданность Горского за то, что Гоча-Курды спас его сначала от тюрьмы: когда он, раненным вернувшись из Чечни, в ресторанной драке, зачинщиком которой не был, подрезал одного мента, и Гоча-Курды откупил его от пострадавшего мента.
Этим история не закончилась: зачинщики драки, недовольные исходом дела и тем, что были унижены перед своими "телками", решили отомстить Кирилу. Они заплатили темным личностям, чтобы те его прикончили. Надо же было случиться, что один из них, Костя-Стопарь, входил в одну из бригад, подчиненных Гоче-Курды. Этот Костя-Стопарь, по пьянке желая прихвастнуть, проговорился своему бригадиру, что ему поручено замочить одного "сраного вояку" из Чечни, а бригадир "проинтуичил" и все рассказал Гоче-Курды.