Книга Лиходолье - Елена Самойлова

И та свирелька, на которой заиграл Викториан, была очень похожа на описанные в старой книге инструменты Кукольников. Значит, разноглазый дудочник в конце концов оказался тем самым «достойным» великой власти и великого могущества. И на кого он его потратил, а? На чешуйчатую девку с пронзительным взглядом, выворачивающим душу наизнанку?

И Катрину обожгла зависть. Лютая, непримиримая. Потому что Вик получил все то, о чем она когда-то мечтала. И пусть он не снискал себе огромной славы, на него не свалилось богатство и разноглазый дудочник не стал Главой Ордена, но он умудрился обрести то, к чему Катрина всегда стремилась.

Власть, которая была доступна лишь Кукольникам через их инструменты. Способность изменять мир вокруг себя, исцелять страждущих и калечить врагов, обращать нечисть человеком, а человека – неслыханным уродом, причудливой тварью.

Бывшая дудочница наблюдала за тем, как мягко светится серебристая дудочка в сгущающейся темноте, как она вспыхивает разноцветными огнями, слушала мелодию, которая разворачивалась причудливой спиралью. Чувствовала, как музыка Викториана мягко облекает ее со всех сторон и течет дальше, сквозь толстые городские стены, незримым потоком – и ощущала, как в ней растет жажда обладания. Этот инструмент, невесть откуда взявшийся у разноглазого музыканта, должен принадлежать только ей – и никому больше. И она его получит. Не сейчас, несколько позже, когда охота будет завершена. Главное – не дать себе волю, не сорваться и прежде, чем убить Викториана, заставить его с помощью инструмента Кукольника вернуть ей правую руку.

А потом… Потом весь мир будет у ее ног. И он будет таким и только таким, каким она захочет его видеть.

Мост под ногами Катрины мелко задрожал, по поверхности воды, заполнявшей ров, побежала рябь. Девушка вздрогнула, затравленно оглянулась через плечо и побежала на берег, ощущая, как мост дрожит все сильнее и сильнее. Что-то загрохотало у нее за спиной, этот грохот слился воедино с острой, неприятно режущей слух мелодией, которую издавал инструмент Кукольника.

Нет, уже не он один – Катрина слышала слаженную игру семи дудочек, чья музыка слилась воедино, усилилась, и теперь эта общая, объединная воля, управляемая Викторианом, тянула из-под земли нечто огромное. Как опытный рыбак вытягивает большую, сильную, напористую рыбину из толщи воды, плавно сматывая лесу и подсекая в нужный момент, не давая добыче сорваться с крючка и уйти обратно на глубину.

Как там сказал Вик? «Не упустить громадную щуку»?

Откуда-то сверху посыпался град мелких камней. Они застучали по деревянному мосту, частым дождем хлынули в водяной ров.

Катрина на бегу вытащила револьвер из кобуры, торопливо взвела курок и остановилась рядом с Ризаром, который наблюдал за медленно рассыпающимся участком городской стены с все более растущим интересом.

А когда из кладки показались первые зеленовато-желтые извивающиеся ростки-щупальца с круглыми миножьими ртами, без устали прогрызающими себе дорогу сквозь камень, однорукий ганслингер неожиданно улыбнулся. Широко и радостно, как мужчина, встретивший женщину своей мечты, свой недостижимый идеал, который одарил его нечаянной благосклонностью.

И именно этой его улыбки Катрина испугалась больше, чем существа, неохотно выбирающегося из-под пустот под лиходольским городом Златополем на зов инструмента Кукольника…

Существование человека всегда разделяется на периоды. Для кого-то это длинный отрезок от рождения и до смерти, ровный, ничем особо не примечательный, кусок времени длиной в несколько десятков лет, чья унылая серость изредка разбавляется более яркими красками. Кто-то живет от любви до любви, от рассвета до рассвета или же в промежутке между кровопролитными войнами.

Ризар с самого юношества жил только в битве. С того момента, как он вынимал чистый, блестящий на солнце тяжелый меч из ременной петли, и до тех пор, пока не приходилось убирать его обратно – залитый кровью по самую рукоять, иногда с зазубринами, а как-то раз даже сломанный пополам. Жизнь – настоящая, яркая, когда кровь кипела в венах, все чувства обострялись, а с мира будто бы спадала тусклая пропыленная занавесь, – была для Ризара лишь в бою. Потому-то он едва и не рехнулся, когда очнулся в лазарете с отхваченной по локоть орденскими хирургами правой рукой, – не сразу, но пришло осознание, что пелена, густо заволакивающая его разум в размеренном течении мирной жизни, больше не спадет никогда. Он больше не мог сражаться в полную силу, а тот одноручный меч, за который он попытался взяться, оказался слишком легким и вертким для привыкшего к совершенно иному весу оружия Ризара. Тем более что уцелевшая левая рука из-за старого ранения слушалась гораздо хуже, чем правая, и самое лучшее, чего Ризар мог достичь с новым оружием, – это уровень крепкого середнячка, который хорош в городской страже, патрулирующей темные улицы Новограда. Если бы он желал достойно встретить старость, такая судьба была бы не самой плохой. Но бывший мечник хотел совсем другого.

Он хотел жить. С момента начала битвы и до ее завершения. Раз за разом испытывая судьбу и удачу, чувствуя яростный огонь в крови.

Ризар любил битву. Любил так, как редкий мужчина любит свою женщину. Скользкая от крови трава под ногами, хриплые крики умирающих соратников и врагов, постепенно тускнеющее от багряных потеков лезвие меча, привкус соли и пепла в воздухе – все это вызывало в Ризаре возбуждение, родственное тому, что испытывает безусый юнец, впервые оказавшийся на сеновале с голой распутной девкой.

И пока к нему не пришел лекарь Кощ со своим весьма заманчивым предложением, бывший мечник на полном серьезе прикидывал, как бы ему расстаться с серым и тошнотворно спокойным существованием побыстрее. И хорошо, что он не поторопился с этим опрометчивым и слабовольным решением.

Новая рука оказалась не так хороша, как утраченная, но она давала шанс. А тяжелый длинноствольный револьвер, с которым никто, кроме Ризара, так и не сумел управиться, в первой же охоте показал, насколько серьезным оружием является.

Через год после ранения Ризар вернулся в строй как ганслингер, а еще через пару лет окончательно освоился в новом качестве, завоевав себе славу «однорукого стрелка» и получив трофей в виде изрешеченной выстрелами шкуры золотой шассы. Той самой, которая раздавила ему правую руку в кровавую массу плоти и мелких осколков костей, а напоследок еще и отравила медленным ядом, от которого он должен был попросту тихо загнуться в том овраге, не имея возможности позвать на помощь.

Ризар сумел не только выжить, но и отомстить, и его существование, сделав крутой поворот, устремилось в новое русло, которое в итоге привело его сюда, в Лиходолье.

К самой запоминающейся и яркой битве, которую он только мог себе представить.

Ганслингер наблюдал, как по объединенному зову семи дудочников из-под земли лезет громадная тварь, как ее длинные гибкие щупальца крошат каменную кладку городской стены так же легко, как ребенок ломает стену, построенную из свежевыпавшего и потому плохо слипающегося снега, и чувствовал, как от растущего возбуждения чуть-чуть кружится голова, а чувства обостряются. Он чувствовал запах страха, исходивший от стоящей рядом Катрины. Запах липкого холодного пота, бисеринками усеявшего высокий загорелый лоб, запах крови из прокушенной губы. Слышал сквозь треск и стон ломающейся стены людские вопли, долетающие из города, который будет обречен, если нынешняя затея обернется провалом.