Книга Сто Тысяч Королевств - Н. К. Джемисин

Губы Декарты задрожали. Трудно сказать почему — то ли чувства нахлынули, то ли паралич давал себя знать.

— Киннет любила меня.

— О да, любила, — отозвалась я. — И я думаю, что ты убил ее.

Лицо старика исказилось от боли. Так тебе и надо. Впрочем, мне-то какая от этого выгода — война проиграна, а последствия этой стычки — ничтожны. Я все равно умру. И пока моя смерть будет залогом исполнения желаний столь многих — моих родителей, Энефадэ, моих собственных, — я не смогу принять ее. Мое сердце исполнено страха.

Несмотря на это, я оглянулась на выстроившихся за спиной Энефадэ. Курруэ отводила глаза, а вот Чжаккарн ответила взглядом на взгляд и уважительно склонила голову. Сиэй жалобно замурчал — и в этом нечеловеческом звуке проступало совершенно человеческое горе. Я почувствовала, как глаза заплывают слезами. Какая глупость, если вдуматься. Да, я сегодня умру — но какая разница? По сравнению с бесконечностью его жизни моя — просто миг. Странно, ведь умереть предстоит мне, но почему я уже так тоскую по нему?

А потом я посмотрела на Нахадота. Он припал на одно колено, над ним грузно нависли серые облака-оковы. Конечно, в святилище Итемпаса они непременно поставят его на колени. И он смотрел на меня, а не на светлеющее восточное небо. Я ожидала, что встречу бесстрастный взгляд, но нет. Глаза его были полны стыда, печали и ярости, которая некогда сокрушала планеты. А еще я увидела в них другое чувство — но назвать его не решилась.

Могла ли я доверять тому, что видела? Осмелилась бы? В конце концов, совсем скоро к нему вернется сила… Так что ему стоит сделать вид, что он меня любит, и так подтолкнуть к исполнению своих желаний?

Я опустила глаза — сердце защемило от боли. Я слишком долго пробыла в Небе — и уже не доверяла даже себе.

— Я не убивал твою мать, — тихо сказал Декарта.

Я вздрогнула. Он говорил тихо, поначалу мне показалось, что я плохо расслышала.

— Что?..

— Я не убивал ее. Я бы никогда ее не убил. Если бы она не ненавидела меня так, я бы умолял ее вернуться в Небо. Даже тебя привезти.

Я глазам своим не верила — по щекам Декарты текли слезы. Он плакал. И с ненавистью смотрел на меня — сквозь слезы.

— Я бы даже попытался полюбить тебя. Ради нее.

— Дедушка! — подала голос Симина.

Оклик прозвучал нагло — мол, чего ждешь, начинаем!

— Я могу понять ваше теплое отношение к нашей кузине, но…

— Замолкни! — рявкнул на нее Декарта.

Под взглядом волчьих, бледно-серых глаз она смутилась.

— Ты понятия не имеешь, как близок я был к тому, чтобы убить тебя, получив известие о смерти Киннет.

Симина вытянулась и замерла — прямо как Декарта. Но приказа не исполнила — еще бы она повиновалась.

— Право убить Киннет принадлежало лишь вам, дедушка. Но я к ее смерти не имею отношения. Ни она, ни ее дочка-дворняжка меня никогда не интересовали. Я даже в толк не возьму, почему она выбрана жертвой для сегодняшней церемонии.

— Я хотел узнать, Арамери она или нет, — очень тихо ответил Декарта.

И посмотрел на меня. Сердце успело стукнуть три раза, пока я наконец догадалась, что он имеет в виду. И кровь отхлынула от лица.

— Ты думал, что это я ее убила, — прошептала я. — Всеотец, ты и впрямь в это верил…

— Убивать тех, кто дорог нашему сердцу, — древняя традиция нашей семьи, — холодно отозвался Декарта.

* * *

За нами небо на востоке стало светлым и ярким.

* * *

Я шипела и плевалась. Мной владела такая свирепая ярость, что не получалось и трех слов выговорить — а когда получилось, я заговорила на даррском. И только потом поняла, что Декарту мои несвязные проклятия скорее смутили, чем обидели.

— Никакая я не Арамери! — рявкнула я, сжимая кулаки. — Вы пожираете ваших же детей, вы жиреете на чужом страдании — как чудища из старой сказки! Я никогда не буду одной из вас — разве что по крови, и я бы избавилась от нее, будь моя воля!

— Возможно, ты и вправду не одна из нас, — отозвался Декарта. — И теперь я вижу, что ты невиновна. Убив тебя, я лишь уничтожу все, что от нее осталось в этом мире. И в глубине души я жалею об этом. Но не буду врать, внучка, — твоя смерть обрадует меня. Потому что ты забрала ее у меня. Она уехала из Неба, чтобы быть с твоим отцом и родить тебя.

— А ты никогда не думал, почему она так поступила?

Я обвела рукой стеклянную комнату, в которой собрались родственники и боги ради того, чтобы увидеть мою смерть.

— Ты убил ее мать. Интересно, что ты себе думал — что она… смирится с этим?

И в первый раз за все время я увидела в глазах Декарты проблеск человечности. Он печально улыбался, и в этой улыбке сквозила горечь:

— Да, я так думал. Глупо с моей стороны?

Я невольно улыбнулась — так же, как он.

— Да, дедушка. Очень глупо.

И тут Вирейн дотронулся до плеча Декарты. Над восточным горизонтом показалось золото — яркое и предостерегающее. Занималось утро. Время исповедей и признаний подходило к концу.

Декарта кивнул, потом долго смотрел на меня. Затем очень тихо сказал:

— Прости.

Одно извинение — за все проступки.

— Нам пора начинать.

* * *

И даже тогда я не знала, чему верить. Я не указала на Вирейна как на убийцу матери. Для этого еще оставалось время. Я могла бы попросить Декарту разобраться с ним до того, как завершится ритуал, — чтобы почтить память Киннет. Я не знаю, почему я… Нет. Я знаю. Я думаю, что в тот миг месть и семейные тайны перестали для меня значить что бы то ни было. Какая разница, из-за чего умерла мать? Она не воскреснет, если я узнаю. Какой мне прок от того, что ее убийца будет наказан? Я тоже не воскресну. Моя смерть и ее смерть так и останутся просто смертью. Бессмысленной смертью.

Не бывает просто смерти, дитя. В смерти всегда есть смысл. Ты скоро поймешь это.

* * *

Вирейн медленно двинулся в обход комнаты. Он поднял руки, запрокинул лицо и — не замедляя шага — заговорил:

— Отец неба и земли под ним, владыка творения, услышь слуг, снискавших Твое благоволение. Мы умоляем Тебя — направь нас через хаос перехода власти.

Он остановился перед Реладом — в сероватом свете утра его лицо стало совсем восковым. Я не видела, что сделал Вирейн, но вдруг сигила Релада ярко вспыхнула белым светом, как крошечное солнце. Он не сморщился и не показал, больно ли ему, хотя полыхающий огонек на лбу подчеркнул его бледность. Кивнув сам себе, Вирейн пошел дальше и оказался у меня за спиной. Я обернулась, чтобы не терять его из виду — почему-то мне становилось не по себе, когда он пропадал из поля зрения.