Книга Рассвет Жатвы - Сьюзен Коллинз

меня в то утро, когда ворон впервые постучался в мою дверь.

«С днем рождения, Хеймитч!»

Эпилог

Когда Ленор Дав приходит ко мне теперь, она не сердится и не умирает, поэтому я думаю, что прощен. Она повзрослела вместе со мной: на лице проступили морщины, в волосах блестит седина, словно она прожила долгую жизнь, а не лежит в могиле. Все так же лучезарна и прекрасна. Хотя я исполнил свое обещание насчет Жатвы или хотя бы приложил к этому делу руку, она говорит, что уходить мне еще не время. Я должен присмотреть за своей семьей.

Впервые я увидел ее в Котле еще малышкой. Бердок так ею гордился, что таскал с собой повсюду. После того как он погиб в шахте, она стала приходить одна – продать белку или кролика. Сильная и умная девчонка с двумя косичками напоминала мне Луэллу Маккой, мою детскую любовь. Потом она вызвалась добровольцем на Игры, и я долго не хотел впускать их с Питом в свое сердце, но в итоге сдался. Как говорит Ленор Дав, стены человеческого сердца не могут оставаться неприступными, если оно когда-то познало любовь.

После войны мне не хотелось принимать участие в затее с книгой памяти. Зачем? Какой в этом смысл? Бередить старые раны, вспоминая об утратах? Когда появилась страница Бердока, пришлось упомянуть, что он показал мне могилу. И я решил, что обязан рассказать про Мейсили Доннер, бывшую владелицу брошки с сойкой-пересмешницей. И про то, как Сид любил звезды. Не успел я и глазом моргнуть, как все они ринулись наружу: семья, трибуты, друзья, товарищи по оружию – все, даже моя любимая. И наконец я рассказал нашу историю.

Несколько дней назад ко мне заявилась Китнисс со старой корзинкой, полной гусиных яиц. «Не на еду, на разведение. Я брала их из разных гнезд, так что плодиться будут отлично». И неважно, что на ужин мы ели жареного гуся! Характер у нее непростой, как и у меня, да и Пит считает, что мы с ней похожи. Однако Китнисс умнее меня или удачливее, ведь ей удалось сделать так, чтобы солнце больше не взошло в день Жатвы.

Пит соорудил инкубатор, и едва гусята вылупились из яиц, как первым делом увидели меня. Обычно они пасутся на лужайке, но в хорошую погоду мы с ними ходим на Луговину. Ленор Дав там нравится больше всего, и я доволен, если довольна она. Как и гуси, мы выбрали себе пару на всю жизнь.

Похоже, меня уже давно ждут дали иные: печенка пошаливает, трезв я, только если поезд задерживается. Впрочем, теперь я пью иначе – не чтобы забыть, скорее по привычке. Сколько проживу, столько и проживу, вперед я сильно не загадываю.

Точно знаю лишь одно: Капитолий больше не сможет отнять у меня Ленор Дав. На самом деле ему это и тогда не удалось. Как поется в песне, то, что можно отнять у меня, и гроша не стоит, а она – самое ценное, что есть в моей жизни.

Когда я говорю это ей, она всегда отвечает:

– Люблю, огнем горю!

– Я тоже! – восклицаю я.

Благодарности

Мой добрый друг и соавтор Джеймс Проймос скончался 8 июля 2024 года, когда я заканчивала этот роман. Он был выдающимся художником и писателем, его восхитительно смешные и оригинальные книги вдохновляют читателей делать этот мир добрее и приятнее, по одному кексу за раз. Мои любимые книги Джима – «The Many Adventures of Johnny Mutton», «Joe’s Wish», «Paulie Pastrami Archives World Peace».

Я почти уверена, что без Джима «Голодных Игр» бы и не было (поэтому первую книгу я посвятила ему). Мы познакомились на детском музыкальном шоу «Поколение O!», соавтором которого был Джим. Он подумал, что я могла бы стать писателем, и постоянно убеждал меня попробовать. Он велел мне написать хоть что-нибудь, все равно что, а сам пообещал нарисовать пару иллюстраций и показать все своему агенту, Розмари Стимола. Так все и началось. Ни алфавит, ни книги-считалочки, которые мы сделали для пробы, так и не пошли, хотя рисунки Джима были потрясающими. Зато они смогли сдвинуть меня с мертвой точки, и однажды утром я радостно проснулась с идеей «Грегора Надземного», позвонила Розмари в неприлично ранний час и все ей рассказала. И все закрутилось. Если бы не Джим, я вряд ли начала бы писать книги, и я всегда буду благодарна ему за то, что он открыл для меня эту дверь и убедил в нее войти, что удалось далеко не сразу.

Джим был подлинно оригинальным автором, и работать с ним я считаю большой честью. Мы сотрудничали в целом ряде телевизионных проектов, но книгу сделали вместе лишь одну. Я пыталась найти способ воплотить свои детские воспоминания о том годе, когда моего отца отправили во Вьетнам. Как-то раз за обедом я начала рассказывать Джиму свой замысел книги с картинками. По его реакции я поняла, что историю надо писать не в мрачных тонах, а в светлых – глазами шестилетнего ребенка. «Год в джунглях» – непростая история, которую мне было трудно рассказывать, ведь она гораздо более личная, чем мои другие книги, поэтому присутствие чуткого и верного друга придало мне мужества и позволило реализовать свой замысел. Все удалось благодаря его превосходному таланту художника, позволившему превратить джунгли из волшебной детской площадки в жуткий кошмар, при этом сохранив восприятие глазами ребенка.

Спасибо тебе, Джим, за поддержку, за джунгли и за долгие годы твоей доброты, чувства юмора, терпения, таланта и дружбы. Думаю, теперь я могу сказать: «Мы никогда не отдалимся друг от друга».

Кроме того, мне хотелось бы поблагодарить своего мужа и первого читателя Кэпа (Чарльза) Прайора, сына Чарли и упомянутого выше литературного агента Розмари за поразительно ранний отклик на эту книгу. Мои хорошие друзья Ричард Реджистер и Майкл Арндт также оказали мне неоценимую поддержку и внесли в эту историю посильный вклад.

Возвращаться в любимое издательство «Сколастик» – всегда большая радость. Еще раз выражаю глубокую признательность моему редактору Дэвиду Левитану, который всегда щедро делится своим выдающимся опытом, моему первому и неизменному редактору Кейт Иган, которая всегда дает мне прекрасные рекомендации, начиная с самой первой книги про Грегора, отзывчивой Эмили Сайф, чьи искренние и эмоциональные замечания придавали мне столь необходимый заряд вдохновения, когда силы были на исходе, нашей потрясающей Джой Симпкинс, которой удалось обнаружить то, что пропустили все остальные, Элизабет Паризи и