Книга Желание - Николас Спаркс

пока приближались к кровати. Мэгги умела каждому показать, что рада ему, изо всех сил старалась объяснить, как много гости значат для нее. И всем представляла меня как своего сына.

Во время одной из моих редких отлучек из ее квартиры она как-то исхитрилась подготовить подарок для нас с Абигейл. В середине февраля, когда Абигейл снова прилетела в Нью-Йорк, и мы оба сидели у постели Мэгги, она объявила, что оплатила нам с Абигейл сафари в Ботсване, Зимбабве и Кении – путешествие продолжительностью более трех недель. Мы оба считали, что это слишком дорогой подарок, но она решительно отмахнулась от наших возражений.

– Это самое меньшее, что я могу сделать.

Мы оба обняли, поцеловали и поблагодарили ее, и она пожала Абигейл руку. А когда мы спросили, что нам предстоит увидеть, она принялась развлекать нас рассказами об экзотических животных и стоянках на лоне дикой природы, и пока говорила, в отдельные моменты выглядела совершенно так, как когда-то прежде.

И все же, в течение месяца было время, когда ее болезнь становилась для меня невыносимой, и мне требовалось изредка выходить из ее квартиры, прогуляться и проветрить голову. Как бы я ни был благодарен за то, что мне удалось близко познакомиться с Мэгги, отчасти я жаждал большего. Мне хотелось показать ей свой родной город в Индиане, хотелось станцевать с ней на нашей с Абигейл свадьбе. Хотелось сфотографировать ее с моим сыном или дочерью на руках, с радостно сияющими глазами. Мы были знакомы с ней не так долго, но мне казалось, что мы так же близки, как с Абигейл или с моими родителями. Я мечтал провести с ней больше времени, хотя бы несколько лет, и во время длинных периодов, пока она спала, порой не выдерживал и разражался слезами.

Должно быть, Мэгги почувствовала, как я горюю. Проснувшись, она ласково улыбнулась мне.

– Тяжело тебе, – хрипло выговорила она.

– Это самое трудное испытание из всех, через какие мне только доводилось проходить, – признался я. – Я не хочу тебя терять.

– Помнишь, что я сказала на этот счет Брайсу? Нежелание терять кого-либо коренится в страхе.

Я понимал, что она права, но лгать ей не желал.

– Мне страшно.

– Понимаю, – она дотянулась до моей ладони; ее рука была вся в синяках. – Но никогда не забывай: любовь всегда сильнее страха. Любовь спасала меня, и я знаю, что она спасет и тебя.

Это были ее последние слова.

* * *

Мэгги скончалась той же ночью, в конце февраля. Желая избавить родителей от хлопот, она заранее организовала заупокойную службу в ближайшей католической церкви и настояла на кремации. Со священником она встречалась только один раз, незадолго до смерти, и по ее указаниям он провел непродолжительную службу. Я произнес краткую надгробную речь, хотя мои ноги так тряслись, что я боялся упасть. В качестве музыкального сопровождения она выбрала песню «(I’ve Had) The Time of My Life»[22] из фильма «Грязные танцы». Ее родители не поняли этот выбор – в отличие от меня, и пока звучала песня, я пытался представить Брайса и Мэгги сидящими рядом на диване в один из последних вечеров, который она провела в Окракоуке.

Я знал, как выглядел Брайс, знал, какой была Мэгги в шестнадцать лет. Перед смертью она отдала мне фотографии, сделанные в те давние времена. Я увидел Брайса, держащего лист фанеры перед тем, как заколотить им окно, увидел Мэгги, целующую Дейзи в нос. Она решила отдать эти снимки мне, потому что считала, что мне в большей степени, чем кому-либо, известно, как дороги они были ей.

Как ни странно, почти так же дороги они были и мне.

* * *

Мы с Абигейл прибыли в Окракоук утренним паромом, расспросили дорогу, взяли напрокат гольфкар и побывали в тех местах, которые упоминались в рассказах Мэгги. Увидели маяк и британское кладбище, проехали мимо лодок в гавани и школы, в которой не учились ни Мэгги, ни Брайс. После некоторых расспросов мы даже нашли место, где раньше стоял магазин, в котором Линда и Гвен пекли и продавали булочки – теперь там торговали безделушками для туристов. Где жили Линда и Брайс, я не знал, но проехал по каждой улице и не сомневался, что по меньшей мере один раз миновал и тот, и другой дом.

Пообедать мы с Абигейл заехали в паб «У Говарда», затем наконец направились на берег. В руках я нес урну, содержащую часть праха Мэгги, в кармане лежало письмо, которое Мэгги написала мне. Большая часть ее останков в другой урне уехала с ее родителями в Сиэтл. Перед смертью Мэгги спросила, не выполню ли я одну ее просьбу, и конечно, я никак не мог ей отказать.

Мы с Абигейл прошли пешком по берегу, я думал о том, сколько раз Мэгги и Брайс бывали здесь вместе. Ее описание было точным: это суровое и неосвоенное побережье осталось нетронутым современностью. Абигейл держала меня за руку, спустя некоторое время я остановился. Проверить свои предположения я никак не мог, но мне хотелось угадать место, где прошло первое свидание Брайса и Мэгги, и мне показалось, что участок берега, на котором я остановился, и есть тот самый.

Я передал урну Абигейл, вынул из кармана письмо. Что в нем написано, я не знал, но оно лежало на столике у ее постели, когда она умерла. На конверте она неровным почерком просила меня прочесть его, когда я буду в Окракоуке.

Открыв клапан конверта, я вынул письмо. Оно было недлинным, но написанным тем же неровным почерком, кое-где почти неразборчивым – сказывались действие лекарств и слабость. Я почувствовал, как из конверта выпадает еще что-то и вовремя успел подставить ладонь. Еще один ее подарок, сделанный мне. Глубоко вздохнув, я начал читать.

Дорогой Марк,

прежде всего хочу поблагодарить тебя за то, что нашел меня и стал моим сбывшимся желанием.

Хочу, чтобы ты знал, насколько особенный ты для меня, как я тобой горжусь и люблю тебя. Все это я говорила тебе и прежде, но ты должен знать, что преподнес мне один из прекраснейших даров, какие я когда-либо получала. Пожалуйста, поблагодари от меня еще раз своих родителей и Абигейл – за то, что дали тебе время, необходимое нам, чтобы узнать и полюбить друг друга. Как и ты, они замечательные.

Этот прах – то, что осталось от моего сердца. В символическом смысле. По причинам, которые мне незачем тебе объяснять, я хочу, чтобы его развеяли в Окракоуке. Ведь мое сердце навсегда осталось здесь. И я пришла к убеждению, что Окракоук – зачарованное место, где невозможное порой становится реальным.

Есть еще кое-что, что мне давно хотелось сказать тебе, хотя я понимаю, каким безумием это покажется поначалу. (Может, сейчас я и вправду безумна: из-за рака и лекарств