Книга Клинки города ярости - Юлия Арвер

к нему, как и тело. Кожа зудела, моля о его прикосновениях, но Амир все еще упирался руками в подлокотники.

– Больше никогда, – выдохнула я ему в губы. Мы спасали друг друга много раз и отныне в расчете.

Амир усмехнулся так соблазнительно, что я невольно залюбовалась. Его пальцы запутались в моих волосах на затылке. Он надавил, притягивая мое лицо к своему, и выдохнул мне в губы:

– Не отдам ни Эрдэнэ, ни Тиру. Ты только моя.

– А ты только мой, – прошептала я и ощутила на губах поцелуй, которого так жаждала.

Амир целовал осторожно и бережно, будто боялся, что я вот-вот отпряну. Пробежал языком по нижней губе и легонько прикусил ее. Я застонала и углубила поцелуй, ощутив, как Амир усмехнулся мне в губы. Он дразнил меня, неспешно и чувственно. Прежде у нас не было возможности растянуть удовольствие от нежных поцелуев. Сегодня все имение перестало существовать. Остались лишь мы двое, укрытые от всего мира, поцелуи и касания. Никто бы уже не смог оторвать нас друг от друга.

Амир дернул меня на себя, но его силы вернулись не до конца. Он опасно пошатнулся, и мы оба чуть не рухнули на ковер. Я поспешно вывернулась из объятий и усадила его в кресло, где пару мгновений назад сидела сама. Амир усмехнулся и пробормотал:

– Прости, пока что я похож на рухлядь.

– На любимую рухлядь. – Я улыбнулась в ответ и забралась к нему на колени, получив власть, которой в наш прошлый раз у меня не было.

Взгляд Амира горел, а проворные руки выправили подол моей рубахи из-за пояса и коснулись обнаженной кожи на спине. Чувствуя дрожь в пальцах, я торопливо расстегивала ворот его рубашки, который открыл мне шрамы на груди и ключицах. Я замерла, и от Амира не укрылась моя реакция. Он потянулся к вороту и попытался вновь застегнуть пуговицы, чтобы стыдливо скрыть следы пыток.

– Шрамы уродливые, не смотри, – прошептал Амир смущенно. – Лучше мне не снимать рубашку.

Я нахмурилась, упрямо отвела его руки от ворота и принялась вновь расстегивать пуговицы.

– Ты потрясающий. Шрамы – не уродство, а твое украшение. Запомни это и никогда их не стесняйся.

С этими словами я дернула его рубашку через голову. Амир послушно позволил стащить ее с себя и замер под моим внимательным взглядом. Я осмотрела каждый шрам, каждую отметину, изучая рисунок, в который они складывались. А после поцеловала верхний – тот, что пересекал ключицу, провела языком по рубцу на плече и медленно покрыла его поцелуями. Сегодня я должна поцеловать каждую отметину на его теле – отныне они все любимы мною.

Амир тихонько застонал и сжал мои бедра. А еще будто бы обмяк. Дурачок, он боялся, что шрамы вызовут у меня омерзение, а не желание. Амиру и невдомек, что эти отметины делали его тело совершенным, несмотря на боль, спрятанную за ними. И я отмечала губами каждый, целуя и целуя, забывая обо всем, даже дышать. Не обделила поцелуем и клеймо смертника. Отныне оно значило победу над смертью.

Я задыхалась в Амире и в чувствах, что наконец получили свободу. Пусть слышат все. Амир – мой мужчина, а я – его женщина. Отныне и навсегда.

Его горячие руки очертили талию, игриво пробежали по ребрам и накрыли грудь, лаская и сжимая ее. Я закусила губу и улыбнулась, ощущая жаркое томление во всем теле. Оно устремилось в живот из-под пальцев Амира и свернулось в пружину, ожидая продолжения.

Под жадным взглядом карих глаз я сняла рубашку так грациозно, как умела, и дразняще спустила штаны на бедра.

– Ты поможешь мне их снять? – Мой шепот пробежал мурашками по шее Амира. Я провела языком по линии его челюсти, и он рвано вздохнул, прикрыв глаза. То, насколько чувствительна его шея, я запомнила еще в нашу первую ночь. Все тело Амира открылось мне тогда, и я запомнила каждый стон, каждую мурашку, каждый вздох. Запомнила его всего и теперь вспоминала на ощупь.

Амир открыл затуманенные глаза и скользнул руками мне на бедра, потянул вниз штаны вместе с нательным бельем. Кое-как я выпуталась из штанин и вновь вернулась на законное место у него на коленях. Обнаженная кожа бедер терлась о грубую ткань его шаровар, но сейчас мне это даже нравилось. Я не спешила стаскивать с Амира оставшуюся одежду, все еще очерчивая языком и покрывая поцелуями отметины, оставленные в плену. Он низко стонал, стараясь делать это как можно тише – я видела его усилия над собой. Амир то прикрывал глаза, откидывая голову, то впивался в меня жаждущим взглядом. Почти в исступлении он подавался бедрами мне навстречу, но я упрямо дразнила, приподнимаясь и уходя от прикосновений.

– За что ты мне мстишь? – наконец прошептал Амир, задыхаясь.

– Хочу, чтобы ты сказал, чего хочешь, – с лукавой улыбкой ответила я ему в губы и накрыла их поцелуем.

– Быстро же ты научилась дразнить меня. Помнишь, как сжималась в клубочек, когда я касался тебя языком? Помнишь, как это было?

Я едва не задохнулась от сладких воспоминаний, чем Амир и воспользовался. Он прижал меня к себе и приник губами к моей груди. Его бедра бесстыдно терлись о мои, и я больше не противилась. Амир прихватил зубами сосок, и мне потребовались все силы, чтобы не дернуться от пронзительного необъяснимого ощущения.

– Ты идеальна, моя Гилие, – шептал он, не прекращая покрывать поцелуями мою грудь.

Я знала, что далеко не так красива, как говорил Амир. Мое тело исхудало, лицо осунулось, непослушные волосы топорщились, а руки утратили мягкость. Но в глазах Амира пылала столь сильная любовь, что я верила его словам и ощущала себя самой желанной на свете.

Моя рука накрыла выпуклость на шароварах Амира, отчего он вздрогнул всем телом.

– Ты не сказал, чего хочешь, – напомнила я и коварно усмехнулась, прикусив его нижнюю губу.

– Тебя. Всегда, когда хочешь ты, – наконец выдохнул он.

– Мне нравится твой ответ.

С этими словами я проворно дернула вниз его шаровары. Амир приподнял бедра, позволяя их стащить. И вот мы остались абсолютно обнажены. Я прижималась к его обжигающе горячей плоти и дрожала от нетерпения, но не двигалась, мучая и себя, и его. Амир смотрел мне в глаза, не позволяя себе податься навстречу. Он тяжело дышал, будто оббежал весь Белояров, но не двигался. Ждал, пока я решусь. Разве мне нужно было решаться? Самое верное решение я приняла в нашу первую ночь, и с тех пор оно осталось неизменным.

Казалось, еще