Книга Куда приводят благие намерения - Вязовский

он подошёл чуть ближе к картине.

— У нас в семье было много художников. Поговаривали, что моя бабка, первородный демон, была способна заточать живых существ, несущих чистое зло, в картины, принося плату прекрасным за уничтожение ужасного.

— Ну, такого я точно не умею. А вы рисуете?

Он отрицательно покачал головой. В глазах я видела печаль. Видимо, это было одним из малого, что ему не давалось.

— Когда-то умел, но в моих картинах было слишком много резкости. В конце концов, после войны провидица сказала, что кроме агрессии в своих картинах я не способен произвести что-то столь же прекрасное, как члены моей семьи.

— Глупости. Кисть и краски созданы не только для галерей и всеобщего обозрения. Если это успокаивает или приносит удовольствие, не важно, клякса будет на холсте или невероятной красоты натюрморт с цветами.

— Это так, но дело как раз в том, что я не хочу их касаться, это напоминает мне о том, что приносит разрушения. — Мне хотелось накрыть подсохшую краску полотном, но Винчесто не позволил, соединяя наши руки, отбрасывая ткань. — Это не имеет отношения к твоим картинам или любому другому автору. Я пришел не просто так. Вчера я обещал научить тебя играть в шахматы, ты помнишь?

Я пыталась вспомнить, было ли это во вчерашнем дне, но тщетно. Такое я бы точно запомнила. Но если он знал, что не умею, значит, всё же успела наболтать.

— Возможно, я тогда уже была одной ногой во сне.

Он хохотнул. Так как времени было достаточно и день был в разгаре, мы спустились во двор. Лёгкая прохлада укутала плечи, на которые тут же лёг тёплый вязаный плед. Вечерело медленно. Предо мной стояли расставленные в нужном порядке шахматы, чайник с чаем и блюдце с печеньем и какими-то конфетами. Всё-таки сахарная любовь была у нас в крови.

Следующие полчаса мой биологический отец пытался объяснить мне, как ходят фигуры и самые элементарные правила игры. Было глупо полагать, что это очень просто, но моя внимательность и заинтересованность помогали мне.

— Ценность фигур проста. Ферзь — девять очков, Ладья — пять очков, Слон и Конь по три, Пешка всего одно. Запомнила или лучше повторить?

Отрицательно покачала головой. Всё было относительно понятно. Первая игра прошла медленно, но мне более-менее удалось понять и приловчиться. Сыграв ещё одну партию, мы расслабились, не замечая, как легко начался диалог.

— Ангельская школа. — Он усмехнулся, подловив мои слова. — Наверное, было трудно с внутренним демоном и моим характером. — Суккуба внутри согласно дёрнулась, вызвав мою улыбку.

Так необычно ощущать кого-то более сильного внутри себя. Единственное, что я не понимала, почему она никак себя не проявила в момент, когда я пробиралась в хранилище Сатаны.

— Не столько трудно из-за характера, сколько из-за отношения. Когда твоя мама Серафим, нет, от тебя не ждут невероятных результатов, напротив, все и так знают, что без труда ты будешь у вершин, и, сколько не старайся, не объяснишь обратное.

— И ты доказывала? — Он с интересом прищурился, напоминая мне меня саму в момент высших раздумий.

— Быть может в детстве, но я этого не помню. С сознательного возраста у меня было лишь пару явных недопониманий. — Усмехнулась, вспомнив удар, пришедший по лицу ангелочка Лилу. Хотя тогда я не на шутку испугалась своей резкой агрессии. — Некоторым доходило туго, приходилось действовать физической силой.

Винчесто рассмеялся, заражая этим смехом и меня. Так необычно, но так уютно. Это было таким мгновением, которое мне бы хотелось пережить ещё раз и оставить надолго в светлой памяти.

— Ну а вообще, там многим приходилось несладко. Бесконечные рейтинги, борьба за лидерство, отборы лучших, — вновь начала, ожидая его хода. — Тогда мне казалось это нормой, но сейчас я вижу, что нет ничего хорошего в таких методах обучения. Всегда находились те, кто был слаб здоровьем, имел значительные дефекты внешности, более низкие посты родителей, скудный ум. К ним относились хуже, чем в академии равновесия к Непризнанным, называя это «естественным отбором». Ужасно то, что учителя были согласны с такими порядками.

Его лицо не выражало сочувствия. Он поджал губы, делая свой точёный ход, забирая две мои пешки из-за одного непродуманного действия в прошлом. Он был демоном до мозга костей, и, наверное, не испытывал жалости и сочувствия к тем, кто не относился к кругу знакомых и его крови.

— Преподавателям глупо поддерживать гонения, я совру тебе, если скажу, что у демонов этого нет и сам никогда не указывал на место слабым и безродным. — Его пальцы очертили стол, вырисовывая незамысловатый узор. — Но если ты отталкиваешься с позиции несправедливости, значит, ещё не изучила ни одну из подвергаемых жертв. Такой грубый метод подталкивание к действию. В своём роде выбор. Существо может признать правоту сильнейшего и всю оставшуюся жизнь быть у низов либо же доказать обратное.

— Но ведь силы не равны, понятно, что из толпы тех, кто подвергался этому, максимум один-два смогут на равных ответить.

— Чтобы доказать обратное, вовсе не обязательно быть правым и победить в схватке. Если пустышка, не имеющая дара, согласится сойтись в схватке, это уже оттолкнет того, кто сильнее. Это безнадёжно, ты права, но именно это вызовет негласное уважение. Зная, что он слаб, будь то демон, ангел или бывший человечишка, который идёт против толпы, выбор в пользу чести и силы. — Он притянул к себе кружку ближе рядом с моими белоснежными фигурами, которые успел собрать. — Но почему-то многие предпочитают склониться в сторону жертвы, склонить голову.

В его словах было много правды. Не всегда приятной и справедливой, но правды. Он говорил это так, как есть, без капли притворства и лжи. Я сама иногда через чур себя жалела.

Как бы не было сложно, нужно было бороться. Бороться за каждый вздох. Это дало мне понять, что как бы сильно я не ошибалась, я всегда боролась и даже если ничего не получала или проигрывала, я стояла на ногах.

— Какой мама была в школе? — после его рассуждений не могла не спросить.

— О, она была истинным борцом за справедливость. Хладнокровная, гордая, статная. — Он ностальгически улыбнулся, не сильно сжав опору кресла, словно вместо куска дерева могла быть её рука. — Я ведь только сейчас могу ответить на свой вопрос: «Что меня в ней привлекло?». Даже когда ей было трудно самой, она всегда была рядом с угнетёнными, в ней словно был какой-то дар. Так однажды этим угнетённым был и Геральд.

С этой части я навострила уши. С самого нашего знакомства и информации о