Книга Ужас Данвича - Говард Филлипс Лавкрафт

Да, сэр… Вроде как к тому времени, как Оубед встретил островитян, в их жилах уже давно текла рыбья кровь тех тварей из морской пучины. А с возрастом энти черты в них сильно проявлялись. Их держали взаперти, пока они не чувствовали, что готовы вернуться в море и покинуть остров навсегда. Кто-то был больше прочих к энтому готов, а кто-то так и не изменился настоко, чтобы жить в воде. Но большинство изменялись так, как и говорили твари. Те, кто рождались уже похожими на тварей, потом с каждым годом сильно менялись, но те, что больше похожи были на людей, так и оставались на острове и доживали до семидесяти, а то и дольше. Правда, они обыкновенно ныряли поглубже, чтобы проверить, смогут ли они жить под водой. Те, кто стал жить под водой, обычно возвращаются навестить родню, так что часто бывает, что человек разговаривает со своим живым прапрапрапрадедом, который покинул сушу лет двести тому или более…

Все уж там свыклись с тем, что никто не умирает – ну кроме тех, кто гибнет в морских стычках с другими островитянами, или приносится в жертву морским божествам, живущим в пучине, или умирает от змеиных укусов, или от скоротечных болезней, пока они еще не стали жить в воде, а дожидаются, когда же начнет изменяться их внешность, что в общем-то оказалось не так уж и страшно. Думали-думали они и додумались, что получили взамен того, от чего отказались, очень даже выгодное приобретение – и я думаю, что Оубед и сам пришел к такому же выводу, когда он малость поразмыслил над историей старого Уалаки. А Уалаки, тот один из немногих, в ком нету ни капли рыбьей крови – он был из королевского клана, и все они женились на других представителях королевских кланов с других островов.

Уалаки, тот научил Оубеда многим обрядам и песнопениям, чтобы завлечь морских тварей, и водил его к старикам в деревне, которые с возрастом сильно изменились и внешне перестали быть похожими на людей. Но Уалаки уж не знаю, почему, никогда не позволял Оубеду увидать хоть одним глазком настоящую тварь со дна моря. А в конце он дал ему странную штуковину, сделанную то ли из олова, то ли из какого другого металла, с помощью которой, как он сказал, можно вызвать тварей в любом месте моря, где у них под водой есть обиталище. Надо токмо сбросить ее в воду и сказать правильную молитву. Уалаки сказал, что энти твари живут повсюду на нашей земле, так что ежели поискать хорошенько, всякий может найти их обиталище на дне морском и вызвать оттуда наружу – было бы желание.

А Мэтту, тому все это совсем не понравилось, и он настаивал, чтобы Оубед держался от острова подальше, но кэп был алчный до денег. И решил, что сможет скупать у туземцев те золотые слитки задешево и займется выплавкой золота. Так продолжалось много лет, и Оубед скопил достаточное количество золотых слитков, чтобы начать аффинажное производство в заброшенном здании сукновальной фабрики Уэйта. Он не хотел перепродавать эти слитки в их обычном виде, потому как люди начали бы задавать ему вопросы, откуда, мол… Но все ж таки членам его команды дозволялось время от времени брать себе по слиточку и втихаря загонять их из-под полы в разных местах, хотя с них брали клятву, что они будут держать язык за зубами, а еще кэп дозволял носить кое-какие из энтих золотых вещиц женщинам из своего клана, которые больше прочих были похожи на обычных людей.

Да, ну году в тридцать восьмом – а мне об ту пору было семь годков – Оубед обнаружил, что с того острова всех жителей как ветром сдуло, как раз между двумя его плаваниями. Похоже, на соседних островах прознали, что там что-то неладное творится, и взялись сами исправить положение. Надо думать, они похватали все старые магические символы, потому как морские твари говорят, это единственное, чего они боялись. Тут и гадать нечего, скоко канаков смогли спрятаться, когда со дня морского выскочил остров с каменными изваяниями еще с допотопных времен. Бог его знает, они не оставили камня на камне ни на главном острове, ни на маленьком вулканическом островке, кроме тех каменных столбов, что были слишком большими, чтобы их свалить. Кое-где повсюду были разбросаны маленькие камушки – точно амулеты – с диковинными знаками на поверхности, вроде тех, что сегодня называют свастикой. Может, это и были магические символы Старцев. Да, всех людей с острова как ветром сдуло, и золотые слитки исчезли без следа, а канаки с соседних островов как воды в рот набрали – ничего не рассказывали, что же там произошло. Даже божились, что, мол, никаких людей на этом островке отродясь и не было.

Все это, понятное дело, отразилось на Оубеде, потому как его торговля быстро захирела. Отразилось это и на Инсмуте, потому как в пору активного судоходства от выгоды, которая доставалась хозяину корабля, соответственно, перепадало и команде. Большинство жителей Инсмута к свалившимся на них тяготам отнеслись смиренно и опустили руки, а тяготы были оттого, что рыболовство заглохло, а городские фабрики встали без работы.

Вот тогда-то кэп Оубед и начал ругать людей за то, что они ведут себя как покорные овцы и молятся христианскому богу, который им совсем не помогает. И он рассказал всем, что встречал людей, поклонявшихся богам, которые давали им то, в чем они нуждались, и еще сказал, что ежели команда крепких мужчин согласится его поддержать, он, может быть, сумеет убедить какие-то высшие силы дать им обильные косяки рыбы да золотишка побольше. Ясное дело, те, кто служили у него на «Суматра Куин» и видели тот остров, сразу скумекали, что это значит, да не больно-то им хотелось иметь дело с морскими тварями, о которых они были наслышаны, но те, кто не понимал, что это значит, встали на сторону Оубеда и начали спрашивать его, что он может сделать, чтобы направить их на путь новой веры, которая быстро принесет плоды…

Тут старик запнулся, что-то пробормотал и, впав в печальную задумчивость, умолк: его точно что-то испугало. Он нервно оглянулся через плечо и потом стал глядеть, как зачарованный, на темнеющий вдали риф. Когда я заговорил с ним, он не ответил, и я понял, что расшевелить его сможет только очередная порция виски. Безумный рассказ, который я только что выслушал, заинтересовал меня безмерно, ибо я подумал, что в нем скрыта некая аллегория, в которой реальные факты странной истории Инсмута смешались с дикими выдумками изощренного ума и фрагментами туземных легенд. Я ни на секунду не поверил, что эта сказка имела под собой сколько-нибудь достоверную основу, и тем не менее, рассказ старика заставил меня невольно испытать подлинный ужас, хотя бы потому, что в нем упоминались диковинные украшения вроде той злосчастной тиары, которую я видел в Ньюберипорте. Возможно, орнаменты, покрывающие ту тиару, были созданы на некоем неведомом острове, и вполне возможно, что все фантастические истории про клад выдумал не этот дряхлый пьянчужка, а сам старик Оубед.

Я отдал Зейдоку бутылку, и он осушил ее до дна. Я подивился, как это в него влезает так много виски, ибо его громкий задыхающийся голос ничуть не осип, как это бывает с захмелевшими. Он облизал горлышко и сунул бутылку в карман, после чего начал кивать и бубнить что-то себе под нос. Я наклонился, чтобы расслышать хотя бы отдельные слова, и мне показалось, что я различил сардоническую ухмылку сквозь густые заросли седых усов. Да, он и впрямь старался четче проговаривать слова, и я разобрал почти все, что он шептал.