Книга Сожжение Просперо - Дэн Абнетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это любопытство мне тоже внушили.
Еще одной причиной остановки на суперорбитальной станции было наличие там биомеханической клиники. Какое-то внутреннее чувство, вернее, чувство внедренное подсказало мне, что Фенрис не то место, где человек может вести записи или хранить зафиксированную на чем-то информацию. Поэтому я решился на небольшую операцию, в результате которой мой правый глаз был заменен на аугментическую копию, которая помимо всего прочего выполняла функцию записывающего устройства. Мой собственный глаз, изъятый хирургическим путем, был помещен в стазис-камеру и оставлен в банке клиники для обратной пересадки после возвращения.
Иногда я спрашиваю себя, какие сны он видит.
Мой повторяющийся сон начинается с пробуждения в своей комнате по звонку электронного будильника. На этот день назначена операция. Я стар, старше, чем сейчас. Мой организм изрядно изношен. Я поднимаюсь и бреду к окну, нажимаю кнопку открытия жалюзи. Планки с негромким жужжанием поднимаются и впускают потоки золотистого света. Я выглядываю в окно и наслаждаюсь видом. Я поступал так каждое утро, поскольку сознавал, что это, возможно, мой последний шанс увидеть величественное зрелище своими глазами. Моими настоящими глазами.
В последнюю ночь перед прибытием на Просперо сон немного изменился. Я не верю, что в нем появились какие-то новые детали. Просто, просматривая один и тот же сон много раз, я замечаю все больше подробностей.
За полуоткрытой дверцей стенного шкафа я вижу игрушечную деревянную лошадку, стоящую на обувном ящике. Из соседней комнаты доносится игра на клавире. Пахнет свежевыжатым яблочным соком. В углу на полочке в красивом футляре стоит моя награда Даумарл, рядом старинная молитвенная шкатулка из Осетии. На маленьком столике у окна лежит раскрытая доска для игры в регицид. По положению фигур видно, что игра закончится через два или три хода.
Я подхожу ближе к окну, ожидая, что вот-вот увижу лицо стоящего за моей спиной существа. Я ожидал приступа страха.
Я жду, чтобы спросить: «Как ты мог здесь оказаться?»
Я оборачиваюсь в надежде рассмотреть еще какие-то детали лица.
Все, что я вижу, — это глаза. Глаза без лица, и они сверкают, как священные обереги.
Мы ожидали сопротивления. Конечно, ожидали. При всей нашей уверенности в превосходстве, при численном преимуществе мы не рассчитывали на легкую победу. Никто не смеет сказать, что Тысяча Сынов не были великими воинами. Они были Астартес! Одно это ставит их на совершенно иной уровень. Во время Великого Крестового Похода мы уважали их как братьев и товарищей по оружию, а теперь уважали как грозных противников. Их нельзя было не воспринимать всерьез, даже если не учитывать возможности применения магии.
Более того, Просперо был их домашним миром. А любой легион на своей земле сильнее, чем где бы то ни было. Укрепленные домашние миры восемнадцати легионов Всеотца являются самыми неприступными крепостями нового Империума.
Карательный флот, подобно стае мигрирующих гроссвалуров, устремился к Просперо, и тогда стало ясно, что система планетарной обороны не активирована. Защитные сети от орбиты до самой поверхности не были подключены. Отдельные города скрывались за экранирующими щитами, но это было обычным делом, а не ответом на надвигающуюся угрозу. Зато были замечены многочисленные гражданские суда, покидающие планету и направляющиеся к границам звездной системы.
Некоторые из этих кораблей были перехвачены и доставлены на борт флагмана, где экипаж и пассажиров допрашивали рунные жрецы, собиравшие любые крохи информации. Позже до меня дошли слухи об имперских летописцах, которых направили на Просперо для наблюдения за Пятнадцатым легионом. Они улетели на «Киприа Селене», и среди них, как мне сказали, был старик, которого называли писцом Магнуса.
Мне очень хотелось бы встретиться и поговорить с ними, услышать их сказания, услышать голос другой стороны. Но такой возможности не представилось. Я узнал о них только несколько дней спустя, и их дальнейшая судьба мне неизвестна.
Два Меча высказал предположение, что Алый Король капитулировал. Магнус Красный не объявил о готовности сдаться, но понял ошибочность своих действий и позор, навлеченный им на Пятнадцатый легион, а потому приказал невинным жителям покинуть планету и отключил систему планетарной обороны, чтобы со смирением принять свою судьбу, как виновный человек, склоняющий голову на колоду палача. Будь так, можно было бы говорить о величайшем раскаянии и покорности со стороны Магнуса. Два Меча утверждал, что все будет закончено уже через несколько часов.
Но Огвай придерживался другого мнения. Ярл в своей мудрости напомнил нам о том колдовстве, которое довело Алого Короля и Просперо до этой страшной участи. Огвай полагал, что у Магнуса имеются наготове другие средства обороны, грозные и боеспособные, но невидимые для наших сенсоров, поскольку порождены злом.
Мы ждали. Изображение Просперо стало таким огромным, что заполнило все экраны. Мы уже ощущали легкое изменение искусственной гравитации, обусловленное корректировкой курса в соответствии с притяжением планеты.
Спустя час освещение палубы стало периодически тускнеть на несколько секунд.
— Что происходит? — спросил я у Эски Разбитая Губа.
— Главные батареи оттягивают потоки энергии, — ответил он. — Началась орбитальная бомбардировка.
Перед самым началом высадки я задремал или грезил наяву. Я вспоминал общину, где провел детство, защищенные навесами поля на пустынном плоскогорье, длинную комнату, столы в библиотечной пристройке и страшные истории о волках, которыми нас пытались удержать от дальних прогулок.
Меня растолкал Богудар.
— Мы готовы, — сказал он.
Барабаны уже гремели вовсю. Мы начали рассаживаться в «Грозовые птицы». Как скальд, я мог пройти на любое место, но выбрал одно из свободных противоперегрузочных кресел позади кабины пилотов, а не стал занимать пронумерованные сиденья. Я не хотел оскорблять братьев, нарушая их порядок.
Все удерживающие клети опустились с одинаковым шипением пневматики. Мы проверили ремни безопасности. Трэллы и сервиторы в последний раз осмотрели крепления подвешенных орудий и магнитные защелки, а потом поспешно отбежали, освободив поднимающийся трап. Корабль уже дрожал всем корпусом от ярости разогреваемых двигателей, и громкий рев почти заглушил пронзительные голоса пилотов и палубных диспетчеров, переговаривающихся по воксу.
Потом огни стали красными, как кровь, сигнальными трубами взревели сирены, гидравлические пистоны взорвались яркими молниями, и перегрузка вдавила нас в кресла, словно удар боевого молота.
«Грозовые птицы» одна за другой вылетали из «Нидхёгга», словно трассирующие снаряды из барабанной обоймы. Десятки других кораблей вокруг нас таким же образом освобождались от своего груза.
Я посмотрел на Богудара.
— Сегодня все мы стали дурными звездами, — заметил я.