Книга В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Горнэлл.

— Да так, я просто рассуждаю вслух, — ответил Паркс.

— Какой от меня был толк, если я донес, где мы провели предыдущую ночь? — обиженно заявил Джим, отвернулся к окну и пробормотал: — Осел.

Комплимент этот услышали все.

Паркс поднялся, бросил выразительный взгляд на священника и сказал:

— Схожу отолью.

Джим сидел, уставившись в окно, и Куми с Томасом посмотрели друг другу в лицо впервые после того, что случилось в Дзенко-дзи. Вопросительно подняв брови, Найт кивнул на остальных двоих, но женщина только пожала плечами, покачала головой и прикрыла глаза.

— Ты отправишься вместе с нами? — спросил он.

— Мне нужно будет позвонить на работу, — сказала Куми. — Наверное, я сяду в Сидзуоке на скоростной поезд до Токио.

— Тебе не обязательно плыть на Филиппины, — продолжал Томас, все еще злясь на нее за то, что она никак не может определиться.

Вздохнув, Куми взглянула в окно, снова повернулась к нему и заявила:

— Том, я боюсь, это понятно? Мне хотелось бы вернуться на работу и жить так, будто все кончено или меня не касается, но ведь в это трудно поверить. Я жду… не знаю, какого-то завершения. Чтобы все осталось позади.

Она имела в виду не только смерть Эда и то положение, в котором они оказались сейчас, и Томас это понимал. Стычка в храме не положила конец противоречиям между ними, но обнажила, сколько же много оставалось не высказано все эти годы. Найт молчал, но его не покидало ощущение, будто они ждут чего-то такого, что наконец-то подтолкнет их идти вперед, скорее всего порознь, закроет за ними дверь, навсегда отгородит ту часть жизни, которую они прожили вместе.

— Не уверена, смогу ли отправиться с вами, — первой нарушила молчание Куми. — У меня должен быть отпуск, но я не знаю. Мне нужно будет кое-кому позвонить и подумать, хорошо?

— Да.

Томас испытывал усталость и смятение. Паркс и Джим скрытничали, каждый по-своему, а Куми… Он просто не знал, что и думать о ней. Так было уже не впервые. Найт не чувствовал под собой дна, береговая линия давно скрылась позади, а непредсказуемые течения уносили его в черную глубину. Несмотря на все то что ему удалось узнать за последние несколько недель, он ни на шаг не приблизился к ответу на вопрос, кто заправляет личностями, гоняющимися за ним по всему свету. Джим был прав, никакой он не Джеймс Бонд. То же самое можно сказать про Томаса. Мысль о том, что люди, желающие его смерти, убившие брата, способны воздействовать на государственные структуры и имеют в своем распоряжении опытных боевиков с вертолетами, вселяла откровенный ужас. До сих пор он оставался в живых только благодаря везению, но так не могло продолжаться бесконечно. Быть может, лучше сдаться властям, выслушать те обвинения, которые предъявят ему на родине и в Италии. Он ни в чем не виноват. Должно же это чего-нибудь стоить, правда?

Этот вопрос должен был быть риторическим. Несмотря на стойкий скептицизм по отношению к властям, в обычной обстановке так оно и оказалось бы. Однако сейчас, когда брата не было в живых, а расследование его собственных связей с терроризмом шло полным ходом, ничего риторического в нем не было.

«Господи, как же хочется выпить!» — подумал Томас.

Все четверо хранили молчание. Стуча на стыках рельсов, поезд обогнул подножие Фудзиямы и устремился к побережью. Томас мысленно отметил, что это было не самое благоприятное начало путешествия к Южно-Китайскому морю и дальше. Он не знал, сколько времени им придется провести там, но в предстоящем плавании взаимного доверия, несомненно, будет в обрез.

На площадь Хейва-Дори опустилась ночь. Бесконечная процессия самозваных самураев наконец завершилась, а Найта и остальных по-прежнему нигде не было. Война и его люди продолжали наблюдать за железнодорожным вокзалом, однако становилось все более очевидно, что добыче удалось снова проскользнуть у них между пальцами. Война оставался на месте, однако его мысли уже были заняты другим. Он ждал.

Неизбежный звонок раздался полчаса спустя. Голос Срывающего Печати был спокойным и ровным. Все то время, пока Война докладывал об обстоятельствах неудачи, его собеседник молчал, так что, когда командир группы наконец остановился, гнетущая тишина в трубке заставила его подумать, не прервалась ли связь.

— Сэр? — с тревогой спросил он. — Вы меня слушаете?

— Да, — ответил Срывающий Печати. — Разумеется, мне хотелось бы услышать нечто совершенно другое, но… да, я все понял.

— Я очень сожалею, сэр, — пробормотал Война. — Ума не приложу, как им удалось проскользнуть мимо нас, но тут до сих пор царит такой хаос…

— Несомненно, — произнес Срывающий Печати с такой категоричностью, что Война вздрогнул, словно от пощечины.

Но когда голос в трубке зазвучал снова, в нем не было уже ни резкости, ни раздражения.

— Ладно, я предпочел бы, чтобы все не заходило столь далеко, но пусть будет так.

— Сэр, нам продолжать наблюдение за станцией всю ночь?

— Нет. Они скрылись, но это не страшно.

— Прошу прощения, сэр?

— Нам же ведь известно, куда они направляются, — задумчиво произнес Срывающий Печати, словно рассуждая сам с собой.

— Приготовиться идти на перехват?

— Нет. Нам с самого начала было известно, куда они в конце концов попадут, если им представится такая возможность. Будет лучше нанести удар там, где еще одна кучка трупов не привлечет особого внимания. У нас на руках по-прежнему остается главный козырь. В этом будет определенная симметрия, подобающая завершенность. Я с нетерпением жду возможности оказаться на месте и лично наблюдать за этим.

— Сэр, вы собираетесь отправиться вместе с нами? — спросил потрясенный Война, чувствуя страх и в то же время восторженное возбуждение.

До сих пор ему лишь однажды доводилось лично встречаться со Срывающим Печати. Чума с ним ни разу не виделась, и Война использовал это обстоятельство как неопровержимое доказательство своего более высокого положения в иерархии.

— Разумеется, — подтвердил Срывающий Печати. — Собери свои силы, все без исключения, и ожидай координаты места назначения. Я буду ждать вас там. Мы вместе завершим это дело. Да, Война, и еще одно.

— Что, сэр?

— Забудь об этой неудаче.

— Слушаюсь, сэр, — пробормотал Война, чувствуя, как от этого сострадания, не свойственного Срывающему Печати, его захлестывает волна паники.

— Неисповедимы пути Господни, — продолжал Срывающий Печати. — Закрывается одна дверь, и тут же открывается другая, ведущая к славе.

— Так точно, сэр, — сказал Война, чувствуя, как по спине и затылку пробежали холодные мурашки, хотя он и не мог сказать, вызваны они восторгом или ужасом.

Часть IV

Ихтис

Мы достигли перепутья в человеческой эволюции. Единственная дорога ведет нас теперь к общему чувству… Если и дальше связывать наши надежды с общественным порядком, основанным на беспредельном насилии, то мы просто будем вынуждены оставить все надежды донести Дух Земли до его пределов.